– Что ты хочешь сказать? – Энисса не понимала его.
– Он смог бы пробраться в ризницу и вынести деньги?
– Полагаю, что мог бы... Но как... Это же невозможно... Он не станет...
Тогда мужчина подмял тело возлюбленной под себя, коснулся ее волос, талии, выдохнул в губы:
– Самое главное, всё верно обставить, милая моя девочка. – Она, словно загипнотизированная, внимала каждому ее слову: – Скажи мужу, что он должен закопать деньги на поле своего брата, убеди в том, что найденные на земле Уоррена Андерсена, они, эти деньги, обвинят его в краже, и, будучи посажен в тюрьму, тот больше не сможет оставаться хозяином фермы, о которой твой муж так мечтает... – Грир вскинул брови и улыбнулся. – Если твой муж сделает это... если ты будешь достаточно убедительна, то, заполучив эти средства, мы сможем отправиться на корабль и уплыть, как и мечтали, в Америку. Ну, – поглядел он Эниссе в глаза, – что скажешь, хорош вышел план?
Она раздумывала не больше минуты, кивнула, касаясь пальцем волос на груди своего Снежного человека.
Мысль о тяжести задуманного преступления если и промелькнула в ее голове, то была легко позабыта под напором головокружительных поцелуев и доводящих до исступления ласк.
… Тем же вечером Джек явился к Пещерам рассказать Гриру, чем закончилось дело. Однако сколько бы он ни звал его в условленном месте, тот так и не появился. Лишь гулкое эхо, насмехаясь над пареньком, отзывалось разными голосами...
Пещеры опять обезлюдели, Снежный человек, в очередной раз обманув переменчивую судьбу, покинул пределы Нортумберленда, чтобы никогда сюда не вернуться.
Собранные для даремского приюта средства так и не были найдены, и Джек лишь несколькими днями спустя разгадал подоплеку данного дела... Да и то не без помощи почтовой открытки, полученной в белом конверте. «Прости, что так получилось, приятель. Мы с моей новой супругой передаем тебе самый сердечный привет!» значилось на ней детским, почти нечитаемым почерком Эмоса Грира. О том, что адресант именно он, Джек даже не сомневался...
Исчезновение Эниссы Андерсен на тот момент было самой обсуждаемой темой во всем Хартберне: одни говорили, что она утопилась от горя и тело её унесло далеко в океан, другие говаривали, что видели, как она направлялась к Пещерам с небольшим саквояжем в руках... Саквояж этот интриговал местных кумушек больше всего: либо женщина собиралась уйти из жизни красиво, гадали они, либо решилась стать местной отшельницей, прихватившей в уединение дорогие сердцу вещицы.
Как бы там ни было, Эниссы Андерсен они тоже больше не видели, как и похищенных ее любовником денег. И к тому времени, как подоспели выпускные экзамены в школе, история с Андерсенами и хартбернской весенней ярмаркой значительно потускнела, заслонившись иными заботами и делами...
Снежный человек больше ни разу не тревожил покоя местной общины.
5. Колокольчик в ночи.
Тодд, задремавший было под монотонное стрекотание сверчков, неожиданно пробудился...
Звенел колокольчик.
Мелко потренькивал, оглушая сонную тишину ночи своим тревожным бренчанием.
Неужели он прав, и красавица Этель Эдвардс жива?
Тодд едва мог поверить, хотя искра сомнения гложила его от начала... Ещё с того самого дня, как их с мистером Фостером, его нынешним работодателем, пригласили запечатлеть серию снимков с умершей девушкой, Этель Эдвардс. Укрепляя её тело штативами и располагая, словно живую, Тодд, будучи подмастерьем фотографа и вдоволь насмотревшись на посмертные снимки, всё-таки подивился не только её удивительной красоте, но и пластичности тела. Цвету кожи, не тронутому распадом, длинным ресницам, готовым вот-вот распахнуться, и даже, как ему на миг показалось, трепетанию пульса на тонком запястье, когда он укладывал руку покойной на пышную юбку красивого платья.
Этель Эдвардс казалась ему не умершей – слегка задремавшей и готовой проснуться в любую минуту.
Но могли ли это быть правдой?
Никак.
Доктор зафиксировал её смерть, убитые горем родители, более неживые, чем дочь на её посмертном портрете, утирали бегущие слезы, не в силах справляться с собой.
Тодд списал своё отношение к девушке на её волшебную красоту: она было феей, явившейся на недолгое время и опять покидавшей бренную землю. Этель Эдвардс заворожила его, затронула сердце и разум…
Он хотел, чтобы она оказалась живой, вот и придумывал разное…
Доктора же – не дураки, они знают множество способов убедиться в смерти покойника. Например, тычут кожу булавкой или подносят к губам специальное зеркальце…
С Этель они тоже были уверены.
Но, несмотря на все доводы разума, сомнение не отпускало его... Эти карминно-красные губы, копна белоснежных волос, уложенных в замысловатую прическу, и нежная, бледная кожа, прикосновение к которой не отзывалось чувством отвращения, – всё разом манило к девушке, как к живой.
И побудило парнишку пробраться на Хайгейтское кладбище в первую ночь после похорон и засесть в засаде позади прикопанной могилы.
Он полагал, что если Этель Эдвардс в самом деле жива, то колокольчик над ее могилой непременно зазвонит – родители девушки не поскупились на самую современную конструкцию безопасного гроба. Не потому, что сомневались, подобно Тодду, в смерти своей любимой дочери, просто так было заведено.
Поговаривали, что некоторые «умершие» просыпались на собственных похоронах – Тодд относился к таким рассказам скептически, а потому полагал подобные приспособления бессмысленным расточительством, однако нынешней ночью он порадовался их изобретению.
Колокольчик звонил не переставая...
Где же кладбищенский сторож?
Неужели напился и не слышит призывного перезвона?
Тодд выбрался из кустов и подошёл к могиле мисс Эдвардс: веревка, протянутая из земли к закрепленному на могильной плите медному колокольчику, ходила из стороны в сторону... Он встал на колени и, понимая, что вряд ли будет услышан, все-таки произнес:
– Мисс Эдвардс, всё хорошо. Мы вам поможем... Я только позову сторожа!
Только теперь, распрямившись, он заметил группу людей, направляющихся к могиле мисс Эдвардс: по крайней мере, у троих из них были лопаты. Тодд выдохнул с облегчением: сторож услышал звон колокольчика. Поднявшись на ноги, он дождался их приближения и вскоре услышал мрачный вопрос:
– А ты что здесь делаешь? Прочь пошел.
Парнишка замялся, испуганный гневным голосом говорившего, и только пролепетал:
– Тут колокольчик звонит...
Его собеседник, крепкий мужчина с лопатой и фонарем, равнодушно плечами пожал.
– Тревога ложная, как пить дать, – произнес он. – Я такое много раз видел. Пальцы покойника, раздуваясь, натягивают веревку, и колокольчик трезвонит сам по себе. Бьюсь об заклад, и сейчас что-то подобное… Эх, беда одна, столько усилий, да зазря всё! – посетовал он.