– Знаете, а ведь вы никогда толком не объяснили, почему так зовут кота, – произнесла я.
– Говоря строго, – ответил Дейвид, не поднимая головы, – так звали всех котов в «Суонзби» – с тех самых пор, как в печатне завели первого мышелова. Крысы, знаете, обустраивали себе гнезда в списанных гранках. Это династическое. Восемнадцать Титей. Чаю не желаете? Кофе? Воды?
– Нет, спасибо. – Большим пальцем я потерла Титю нос.
– Я решил, что «Титивилл» для ошейника будет длинновато, потому и сократил до неизбежного, – продолжал Дейвид. – Первый год было смешно, а затем – ну, я постоянно забываю, как это должно выглядеть. Миски по всему зданию, на которых написано «ТИТЬ», я ору «Тить!» из окон. Теперь-то я к имени уже привык настолько, что едва ли замечаю. – Дейвид занялся чайником и небольшой кофеваркой.
– Титивилл, – снова произнесла я, проверяя произношение. – Это император? Императрица?
– Это бес – по-моему, его упоминает Милтон, хотя, возможно, и нет. – Дейвид махнул в сторону нижней половины своего книжного стеллажа во всю стену, предположительно – раздела на букву «М». Я не была готова к тому, что редактор энциклопедического словаря станет настолько откровенно признавать свое невежество, одновременно заявляя, насколько он начитан. – Определенно возникает в мистериях: раньше его обвиняли в том, что в написанные труды он протаскивает ошибки. Описки, опечатки – такое вот. Кроме того, в «Записках Пикуика» есть что-то про «тить» – вроде бы этим словом подзывают кошек: «Кис, кис, кис… тить, тить, тить». Что-то в этом духе.
Мурлыканье Титя у меня под рукой усилилось. Дейвид стукнул по плунжеру кофеварки с видом того, кто взрывает по меньшей мере горный склон.
– Он, кстати, мальчик, – произнес Дейвид.
– Поняла уже, – ответила я. И добавила: – Привет, – уже коту.
– Но все это совершенно между прочим, – сказал Дейвид. – Я хочу у вас спросить, хорошо ли вам удается хранить тайны.
Я моргнула.
– Все это будет довольно быстро и неофициально. Вообще-то… – Дейвид осекся и чуть сменил тон, – …я бы предпочел, чтобы то, что я намерен сейчас сообщить, не вышло за пределы этих стен.
Мне взбрело на ум, что меня могут отсюда выпалить. Как из пушки, залпом, пинком с работы, вразлет, враздрызг, с синим пламенем. Я уже принялась вычислять, как стану платить за квартиру и погашать кредиты, а Дейвид меж тем откашлялся. Я поймала себя на том, что вычисления эти произвожу у себя глубоко в уме с первого же своего дня на этой работе. Для такого должно существовать особое слово: шлюз для адреналина, когда можешь точно определить причину своего измождения. Подвешенное состояние, балансированье на самом краю, списки покупок с вопросительными знаками, приложения по экономии, плач в ду́ше и разбавление водой соуса для пасты…
– Во-первых, я хочу подчеркнуть, что весьма огорчен сегодняшними событиями, – произнес Дейвид. – Благодарю вас за то, что уделили им время посреди своего рабочего дня, и я просто невероятно сожалею о любом вашем расстройстве, каковое они могли за собой повлечь.
Я выжидала.
– Мне нужно побеседовать с вами насчет маунтвизелей.
– Маунтвизелей, – повторила я.
– Это ошибки. В словаре, – пояснил Дейвид. В мягкости голоса, казалось, у него взбухало рыдание. Я вперилась в начальника. Тот начал словно бы оправдываться. – Ну. Не ошибки. Не вполне ошибки. Это слова, которым там полагается быть, но не полагается быть.
– Маунтвизели, – вновь повторила я.
– В других словарях они тоже есть! В большинстве! – произнес Дейвид. – Это придуманные слова.
– Все слова придуманы, – сказала я.
– Верно, – согласился Дейвид, – но пользы от этого никакой.
– Поддельные слова? – уточнила я.
– Можно определить и так.
Продолжая, Дейвид переложил у себя на столе карандаши и блокноты. Речь его казалась отрепетированной, даже тезисной. Он объяснил, что в любой справочный труд могут вкрасться фактически неверные слова. Хотя подобные статьи и подрывают любое общее впечатление от объективной авторитетности словаря, они не обязательно считаются «вымыслом». Тут важно понимать, сказал он, имелось ли какое-то намерение распространять неправды. Причина появления не-фактов в словарях может быть попросту разделена между теми ошибками, что стали результатом неких экстралексических соображений, и теми, которые случились от редакторского недопонимания. Дейвид очень старательно отметил, как на этом претыкались словари конкурентов: к примеру, в начале истории «Оксфордского английского словаря» все черновики определений слов, начинавшихся с букв «Па», выписанные на полосках бумаги и готовые к редактированию, случайно использовали для растопки. Ошибку эту вменили невнимательной горничной. Мало того, лишь после выхода в свет первого издания «ОАС» обнаружили, что беглую статью о крепостной (сущ.) засунули не в ту папку, и она совершенно выпала из всех гранок. Такое невезение, разумеется, постигало не только словари и энциклопедии. В своем интервью создательница популярного «Атласа улиц Лондона от А до Я» излагала, как она в один миг потеряла 23 000 каталожных карточек, вылетевших в окно из-за внезапного порыва ветра. Многие такие карточки, заполненные вручную, оказались на крыше автобуса, мчавшего по Холборн-Хай-стрит. Этим и объясняется отсутствие статьи о Трафальгарской площади в первом издании. Понятия не имею, правдива была эта его байка или нет. Я не стала проверять, но простительные недочеты редакторов Дейвид излагал весьма убедительно. Ему бы словарь неудач составлять.
Дейвид продолжал: злополучные совпадения и подобного сорта ошибочные суждения могут привести к тому, что словарь будет неполон, но уж точно не окажется он намеренно неверен – нет злого умысла в подобных случаях, из которых и складывается неправильный словарь, задуманный для того, чтобы обманывать пользователя. Читателя. Случайно-заглянувшего. Обычные заблуждения определений, как и ошибки в словарь или энциклопедию, могут попросту вкрасться, и такие вот ляпсусы как раз суть факторы, способствующие непреднамеренному возникновению так называемых слов-призраков. Какое-то время Дейвид рассуждал о словах-призраках, выхватив со своих полок какой-то текст и цитируя прямо из него:
– Да, слова-призраки – «слова, не имеющие подлинного существования» трам-пам-пам тра-ля-ля… – он поводил большим пальцем по абзацу, – «будучи простыми новообразованиями в силу ляпсусов печатников или писцов, или же чересчур пылкого воображения невежественных или же небрежных редакторов».
Я понятия не имела, что он цитирует.
Подобные плоды «чересчур пылкого воображения» были представлены словом-призраком дилид, «знаменито» возникавшем в пяти последовательных изданиях «Нового международного словаря Уэбстера». В 1931 году редактор «Уэбстера» по химии сдал на верстку полоску бумаги, на которой значилось: «D или d, и дал./плотность», – с намерением указать, что буква D заглавная или строчная может служить сокращением плотности в научных статьях далее. Недопонимание между различными редакционными отделами в издательском процессе привело к тому, что наборщики получили записку редактора и допустили, что Дилид – заглавное слово, определенное как «плотность», а не пример написания с заглавной или строчной; и лишь когда в 1939 году в этой словарной статье заметили отсутствие этимологии, в таком определении усомнились и статью со временем изъяли.