Ничего, кроме нас - читать онлайн книгу. Автор: Дуглас Кеннеди cтр.№ 145

— Так вот, — сказала я Джеку, позвонив ему ровно в пять вечера, — я честно стараюсь умерить свой восторг. Но этот роман, если им правильно распорядиться, может стать для нас настоящим прорывом.

На следующий день я говорила по телефону с Корнелиусом.

— Я налил себе двойной скотч, — сказал он, — на случай, если все настолько плохо, как я подозреваю.

— В скотче нет нужды, — возразила я. — Вы написали нечто замечательное.

Это привлекло внимание Корнелиуса. Дальше я в течение полутора часов знакомила его со своими многочисленными замечаниями к роману, постоянно приговаривая, что он совершенно великолепен. Я коснулась нескольких фрагментов рукописи, которые требовали доработки, но подчеркнула, что если и пытаюсь уговорить его что-то убрать или переделать, то не для того, чтобы умалить достоинства романа, а лишь для поднятия его коммерческой жизнеспособности.

— Я хочу, чтобы «Очередная ошибка» стала редким случаем, жемчужиной среди романов, настоящей литературой и при этом с хорошими продажами.

Это окончательно решило дело.

— Я так взволнован, — сказал Корнелиус. — Да, кстати… если Джек, по вашим словам, сейчас так занят, его не слишком обидит, если я попрошу вас стать редактором моего романа?

— Я улажу с ним этот вопрос.

Когда Джек вернулся в офис, я сразу поняла: все разговоры об улучшении и выздоровлении после десяти дней на море были в лучшем случае попыткой выдать желаемое за действительное. А в худшем — полным непониманием истинной тяжести его состояния. Он похудел еще больше, лицо стало совсем серым, а на носу образовалась язвочка. Тем не менее говорить о своей болезни он отказывался, отрывисто раздавал распоряжения, а после обеда за три часа прочитал рукопись Корнелиуса. Вызвав меня в конце дня, Джек сказал, что мои впечатления, а также отчет на четырех страницах, который я написала о романе, верны. Далее он подтвердил, что поручает мне полностью взять на себя редактуру книги. Он даже позвонил при мне Корнелиусу и сказал, что эта книга — его «литературное и коммерческое воскресение».

Через две недели после того, как Корнелиус прислал заключительные главы, я взяла напрокат машину в компании «Дайнерс кард», членом которой недавно стала, и поехала в Сиракузы. Там я остановилась в старой гостинице, которую порекомендовал Корнелиус, неподалеку от университетского кампуса. Сам Корнелиус Паркер являл любопытную смесь высокомерия и неуверенности — впрочем, это я заметила уже по нашим телефонным разговорам. Многочисленные беды и поражения оставили след на его грубоватом лице. Для человека, начинающего выпивать примерно в полдень, он был в неплохой физической форме. Жил он один, в его маленьком домике царила стерильная чистота. Как и мой отец, Корнелиус в молодости служил в морской пехоте. Стоило мне упомянуть, что папа побывал на Окинаве, как между нами мгновенно возникло родство, поскольку Корнелиусу довелось пережить другую ужасную битву на Тихом океане — на Гуадалканале. Его четвертая жена, бывшая его студентка, ушла от него полгода назад.

— Четыре брака — это же настоящее торжество оптимизма над опытом, — сказал Корнелиус. — Вы девушка умная, тем более с такой профессией, так что должны знать: выходить замуж за писателя — последнее дело.

— Да, это я уже выяснила.

Во время обеда Корнелиус потянулся за «Джим Бим», но отодвинул бутылку, увидев, что я обратила на это внимание.

— Не ждите, что я моментально исправлюсь, но знаю, нужно завязывать.

— Вот как обстоит дело, Корнелиус. С последней версией все хорошо. И мы с Джеком будем продвигать продажи и маркетинг, чтобы раскрутить ваш роман по полной. А это означает большое внимание к вам со стороны СМИ: интервью в прессе, возможно, репортажи на телевидении и большой тур по стране. Если торговые представители отреагируют и продажи будут такими, как мы надеемся, если мы получим заметный интерес со стороны прессы, то вы можете оказаться в центре внимания в гораздо большей степени, чем раньше. И тут уж все целиком будет зависеть от вас. Если вы по-прежнему будете прикладываться к бутылке, как сейчас, если будете изображать из себя пожилого слабака, которому повезло накропать настоящий бестселлер и он не понимает, что ему с этим делать, то этот роман не станет воскресением, на которое вы так уповаете.

Слушая себя и вздрагивая при мысли, что говорю слишком авторитарно, жестко и прямолинейно, я пыталась понять — неужели все то, что случилось со мной за последние пять лет, сделало меня такой? Откуда эта новая способность брать на себя ответственность — говорить людям вещи, которые им неприятно слышать, ради того, чтобы добиться желаемого результата, — не знак ли это того, что внутренне я незаметно переменилась?

Накануне моего отъезда в Сиракузы Джек позвал меня в свой офис и настоял, чтобы мы выпили. Наливая мне бомбейского джина со льдом, он сказал, что, хотя сейчас октябрь и лето уже закончилось, «стаканчик джина с тоником напоминает мне тот пляж, всего в пятидесяти милях от Манхэттена, а чувство такое, будто ты на Бали или где-нибудь в Австралии. Это заставило меня задуматься: я же почти нигде не был. Может, мне и правда стоит посмотреть мир, пока еще могу… Да нет, я понимаю, сейчас это невозможно по целому ряду причин. Мне нужно вам признаться, Элис, здесь, среди живых, мне осталось быть совсем немного».

Я хотела сказать что-то обнадеживающее, но промолчала.

Джек обратил внимание на заминку и кивнул мне с лукавой проницательностью:

— А вы учитесь, Бернс, вы учитесь. И неплохо справляетесь.

Рассказывать остальным сотрудникам о своей болезни Джек по-прежнему отказывался. Когда Корнелиус пришел на ланч с торговыми представителями и заметил бросающуюся в глаза худобу Джека, он при первом удобном случае отвел меня в сторону:

— Почему же вы не сказали мне, что он серьезно болен?

— Я просто не смогла, Корнелиус. — И я опустила глаза.

Я вообще никому об этом не говорила. Даже Дункану. Который в этот момент был занят куда более радостными вещами — его новая книга произвела настоящий фурор. Превосходные обзоры, более чем приемлемые продажи, немедленный новый контракт с издательством «Сент-Мартинс» сразу на две новые книги. К тому же он продлил в издательстве «Эсквайр» свой контракт внештатного корреспондента и собирался отправиться в Северную Африку, чтобы за полгода проехать от Касабланки до Израиля.

Примерно в это же время мне на работу позвонил Питер и объявил, что вернулся в Бруклин. Он на пять месяцев сдавал свою квартиру в субаренду, а сам жил в пустующем коттедже друга на берегу озера в Западном Мэне. Питер вернулся в город еще более поджарым, чем раньше — привык пробегать по три мили в день, — с готовой рукописью под мышкой. Я слышала благодаря Джеку и Хоуи, что его редактор в «Литтл, Браун» счел мемуары моего радикального брата прекрасно написанными, но бесперспективными в плане продаж в эпоху Рейгана, когда многие, даже самые убежденные, демократы меняли курс, отходя от идеализма шестидесятых. Тем не менее Питер свой контракт выполнил и вовремя представил свою вторую книгу (мне он ее прочитать не дал). После его возвращения прошло уже несколько недель, но, не считая того короткого разговора, когда он позвонил мне в офис, мы практически не общались — брат вежливо уклонялся от моих предложений вместе пообедать или поздно вечером послушать где-нибудь джаз. Потом мы буквально столкнулись друг с другом на вечеринке, посвященной выходу книги Дункана. Из-за лохматых волос и еще более лохматой густой бороды Питер был похож на провинциала, внезапно выброшенного из глубинки на Манхэттен. Он обнял меня, однако держался скованно и был заметно чем-то озабочен. Питер отметил, что Дункан не пригласил всех этих элитных медиазубров, которые неизменно мелькали на многих подобных презентациях (к примеру, на его собственной). И вздохнул с облегчением, увидев, что Тоби и Саманта, которая только что родила мальчика, Чарльза, также отсутствовали.