Я подъехал к тротуару и остановился. Это была тихая деловая
улица, где не было оживленного движения и ярких огней. Маленькие одноэтажные
магазинчики все уже были закрыты.
— Дальше мне придется идти пешком? — спросила она.
— Нет, просто мне надо вам кое-что сказать.
— Давайте говорите.
— Когда я впервые пришел во «Встречи у Римли», вы велели мне
уйти оттуда. Но я не ушел. Затем официант пригласил меня в офис самого Римли.
Тот тоже велел мне уйти и больше не приходить.
— Давайте расскажите мне что-нибудь, чего я еще не знаю.
— Наручные часы Римли шли на час вперед. Каминные часы в его
кабинете тоже.
Она сидела совершенно неподвижно. Я не слышал даже ее
дыхания.
— Это для вас новость?
Она не шевельнулась.
— Мы нашли труп Руфуса Стенберри в вашей ванной, и часы на
его руке показывали время на час назад.
— И какой же вывод, мистер Умник, вы из этого сделали? —
спросила она, стараясь перевести все в шутку, но это ей плохо удалось.
— Из этого я делаю вывод, что Римли создавал для себя алиби.
Он специально переставил свои наручные и каминные часы на час вперед. Вполне
возможно, что незадолго перед тем Стенберри пошел в туалет и снял часы, чтобы
помыть руки, а служителю в туалете было приказано переставить их стрелки на час
вперед.
— На час вперед? — сказала она без всякого выражения.
— Именно это я и сказал.
— Но вы только что сказали, что, когда мы нашли тело, его
часы опаздывали на час.
— Что, мне поставить все точки над i?
— Раз уж вы начали ставить все по местам, закончите это так
же виртуозно.
— Римли готовил себе безукоризненное алиби. Стенберри зашел
к нему в кабинет уже после того, как его часы были переставлены. Римли как бы
случайно обратил его внимание на время. Стенберри не думал, что уже так поздно,
но он сверил свои часы с часами Римли на камине, а потом, чтобы еще больше его
убедить, Римли показал ему свои наручные часы. Ну а с этого момента, как
говорится, слишком много кухарок стали портить бульон.
— Что вы имеете в виду?
— Когда вы обнаружили тело Стенберри, то уже знали, что его
часы идут на час вперед. Вы не знали, сколько же времени на самом деле, так как
у вас нет ручных часов. Вы просто посчитали само собой разумеющимся, что
наручные часы Стенберри идут на час вперед, поэтому переставили их на час,
назад. Но кто-то еще, кто тоже об этом знал, уже успел перевести их на час
назад.
Она долго молчала. Так долго, что я решил проверить, не в
обмороке ли она. — Ну?
— Мне нечего вам сказать, во всяком случае, вам.
Я завел мотор. — Куда мы едем?
— Домой к Берте Кул.
— А что там у Берты Кул?
— Сержант Фрэнк Селлерс из отдела по расследованию убийств.
— И что вы собираетесь сделать?
— Собираюсь рассказать ему все, что я рассказал вам, а
дальше пусть он сам с вами беседует. Я и так чересчур долго выставлял себя
дураком.
Она переваривала это еще десять кварталов, потом протянула
руку и повернула ключ зажигания.
— Ладно, — сказала она, — остановитесь.
— Будете говорить?
— Да.
Я подъехал к тротуару, остановил машину, откинулся на спинку
сиденья и сказал:
— Ну, вперед.
— Если они узнают, что я вам это рассказала, они меня убьют.
— В противном случае вас арестуют за убийство первой
степени.
— А вы можете быть твердым, когда захотите.
И в этот момент я почувствовал приближение нового приступа
дрожи, как будто холодный туман пронизывал меня до костей, и успел только
угрожающе произнести:
— Я такой же твердый и холодный, как тюремная решетка.
— Ладно, — примирительно сказала она. — Что вы хотите
узнать?
— Все.
— Дональд, я не могу рассказать вам все. Я расскажу только
то, что касается лично меня. Этого достаточно, чтобы вы поняли, что я вас не
подставляла. Но я не могу говорить о том, что касается других людей.
— Вы расскажете мне все прямо здесь, и немедленно, в
противном случае вас ждет допрос третьей степени у сержанта Селлерса. Решайте
сами.
— Это нечестно, — сказала она.
— С моей стороны это честно.
— Нечестно так поступать со мной.
— Подумайте сами. Я уже неоднократно подставлял из-за вас
свою голову, и мне это надоело. Пора вам платить по моим счетам. Начинайте
прямо сейчас.
— Я могу выйти из машины и уйти. Вы не посмеете удержать
меня силой.
— Попытайтесь, посмотрим, что из этого подучится. Меня опять
затрясло, но, поглощенная своими собственными проблемами, она этого не
замечала. Посидев молча секунд десять, она спросила:
— Как вы думаете, каким образом Руфус Стенберри получил свое
состояние?
— Вам лучше знать.
— Шантажом.
— Продолжайте.
— Очень долго мы этого не знали.
— Кто это «мы»?
— Питтман Римли.
— И что же произошло, когда он это обнаружил?
— Он заволновался.
— Расскажите мне о шантаже.
— Это не был обычный шантаж. Он был умен как дьявол. Он
делал все очень тонко и красиво — знаете, такие мелочи, которые приносят
большие деньги.
— Например, с миссис Крейл?
— Совершенно верно. Он не стал трогать ее из-за ерунды, а
дождался, пока она вышла замуж и разбогатела. И он проделал все так, что у нее
не осталось пути назад. Он собирался продать ей здание за цену втрое выше
настоящей.
— Неплохой бизнес, если разобраться.
— Он его хорошо наладил. Он устраивал все так, что никто
ничего не мог поделать. Чаще всего его жертвы не были с ним даже знакомы. Он
мог шантажировать людей, которых никогда в жизни не видел.
— Как же так?
— Он создал своего рода организацию — настоящую секретную
службу, которая поставляла ему информацию. Но его хитрость состояла в том, что
он мог держать при себе эту информацию месяцы и даже годы, пока не наступал
подходящий момент. И тогда в доме жертвы раздавался телефонный звонок — всего
один звонок.