Дикая тишина - читать онлайн книгу. Автор: Рэйнор Винн cтр.№ 15

– Папуля, прошу тебя. Это невыносимо, невозможно видеть ее такой, пожалуйста, забери ее, ну пожалуйста.

///////

Не переставая чувствовать, как больница требует моего возвращения, я заглянула в коттедж, впервые за несколько дней помылась, постирала кое-что из одежды и огляделась в поисках книжки, чтобы читать долгими больничными вечерами. У мамы все еще хранилась коробка книг с полок в моей детской. Несколько из них я потом забрала, но коробка почему-то так и осталась жить у нее. Перебирая пожелтевшие страницы и загнутые уголки книг, которые так любила ребенком и подростком, я заметила среди них одну не очень знакомую. Разрушенный домик, изображенный на ее обложке, я точно видела раньше, но о чем она, не помнила. Я сложила мамины чистые вещи в сумку, а сверху положила потрепанный томик: Уолтер Дж. К. Мюррей, «Копсфорд».

Мамино дыхание стало тяжелее, ему мешали невидимые препятствия, а рот пересыхал и наполнялся слюной, которую она не могла сглотнуть. Ее требовалось убирать вручную, чтобы воздух смог пройти в дыхательные пути. В два часа ночи мне некогда было спать. Я могла только слушать ее дыхание, складывать вдохи и выдохи в копилку, сохранять на будущее. Я отдернула занавеску, и свет фонарей, горевших на парковке, превратил комнату в желтоватый склеп.

Я положила ноги на кровать и попыталась подремать, но поняла, что уснуть не смогу, и пристроила на коленях «Копсфорд», так, чтобы на страницы падал свет из окна. Почему же я не помню этой книги? Когда я начала листать ветхие, выцветшие страницы, во мне зашевелились слабые воспоминания. Эту книгу когда-то подарила мне Глин, мамина начитанная подруга, творческая личность. Я попыталась ее прочесть, но она оказалась мне не по возрасту, и, разочарованная отсутствием животных, я отложила ее. Тогда я не смогла понять, что заставило молодого Уолтера Мюррея уехать из города и год прожить в полуразрушенном домике, нарисованном на обложке. Год без водопровода и электричества в доме, где сквозь дырявую крышу хлестал дождь, а в двери задувал ветер. Может быть, теперь мне будет понятней его поступок. Ночь шла своим чередом, в палате появлялись медсестры и стояли у маминой кровати, прислушиваясь и присматриваясь, а я читала и уносилась из больничной палаты в глухую сельскую Англию. Постепенно в тишине палаты я начала раздражаться на Уолтера Мюррея за то, что он вечно ничего не мог довести до конца. Он рос в Суссексе, где играл в полях и на деревенских улочках. Когда началась Первая мировая война, он был еще мал, а когда наконец повзрослел достаточно, чтобы отправиться воевать, пошел в торговый флот. Там быстро оказалось, что он не переносит тошнотворную бесконечность моря, так что он бросил корабли и записался в Королевский воздушный флот. Но и пилотом ему не суждено было стать; война закончилась еще до того, как он научился летать. Вернувшись в деревню под названием Хорам, он не находил себе места, – раздраженный юнец, который чувствовал, что упустил главное приключение в своей жизни. Тогда он собрал вещи и уехал в город, где устроился работать журналистом. Однако описывать тривиальные происшествия ему наскучило, и он вновь ощутил неудовлетворение.

Мне быстро наскучил Уолтер, я отложила книгу и вышла в коридор за стаканчиком чая из автомата. Пациент по имени Гарри, одетый в новую голубую пижаму, шаркая, прошел по коридору в сторону женского отделения и уселся на привычное место у кровати спящей старушки. «Мама, мама, пойдем домой». Я ждала, что придут медсестры и отведут его в палату, но никто не появлялся. Он взял старушку за руку, осторожно, почти нежно погладил, и она проснулась. Я думала, что она закричит, как обычно, но она просто протянула руку и похлопала его по плечу. «Завтра пойдем домой. А сейчас возвращайся в кровать и поспи еще». Гарри беспрекословно поднялся и вышел из отделения – с виду сгорбленный старик, но в душе потерянный, испуганный ребенок, пытающийся вернуться в какое-то смутное воспоминание о прошлом. Я возвратилась в палату, тихо закрыла за собой дверь. Мама лежала с открытыми глазами, уставившись в изножье кровати. Я попыталась поймать ее взгляд, но она меня не видела и как зачарованная смотрела на что-то запредельное.

– Попытайся поспать, мам. Вот у меня тут книжка…

Я начала читать ей вслух, и уже через несколько секунд ее глаза закрылись, а дыхание стало тяжелым и хриплым. Я прекрасно ее понимала: история подростка, который ни на что не может решиться, усыпила бы любого. Но сама терпела, пока Уолтер разочаровывался в своей скучной работе и жалком жилище, пока он обнаруживал, что у него пропало вдохновение писать, а ведь он так надеялся стать писателем. Он чувствовал, что задыхается в городе и мечтал о возвращении домой, чтобы «жить поближе к природе». Страница следовала за страницей, и внезапно я перестала нуждаться в его объяснениях и оправданиях: я его поняла. Я знала, что он ищет – его вела та же сила, которая гнала меня на прибрежные скалы или в лес. То же необъяснимое, непреодолимое притяжение. Теперь меня уже было не оторвать от книги, и я внимательно следила за перипетиями одинокой жизни Уолтера в деревне, в окружении буйной английской природы середины ХХ века.

Ночь плавно перетекла в утро, в больнице начался новый день, а я вдруг поняла, в чем заключалась та перемена, которую я ощущала в полях и лесах нашей деревни, но никак не могла описать. Перемена столь тонкая, что никто не заметил, как она произошла. Мне чего-то не хватало, но я не знала, чего именно, пока не взяла в руки зеркало «Копсфорда» и не увидела, что в нем отражается вовсе не деревня моего детства. Поверх книги я посмотрела на голые ветви березы за окном. Конечно, изгороди не пестрили дикими цветами, а в траве не жужжали пчелы: стоял конец января. Но было и что-то скрытое, что-то более существенное, чем перестроенная под жилье лесопилка и поселившиеся в деревне горожане. Неподвижность, тишина в опустевших соснах. Безмолвие ветра, опустошенность из-за чего-то ушедшего. Ферма превратилась в другое место, аккуратно причесанное, но бесплодное. Дикие жители ушли с нее, небо притихло, а земля стала пустой и темной. Тонкая перемена, почти незаметная, пока ее не высветил с ослепительной ясностью «Копсфорд».

А потом изменилось все.

///////

– Мне невыносимо думать, что ты там одна. Разве ты не хочешь, чтобы я был рядом? Можно я приеду? – Моту тяжело было оставаться вдали от меня; он не понимал, почему я упорствую. – Я знаю, она меня ненавидит, но теперь для этого уже слишком поздно.

– Ты прав, но, пожалуйста, не приезжай.

Я уже чувствовала, что произойдет в тот день, и не могла допустить, чтобы он при этом присутствовал. Справляться одной было почти невыносимо тяжело, но будь со мной еще и Мот, он бы увидел, каково это – умереть такой смертью, чего я не могла допустить. Я и так с трудом отделяла мамину смерть от его. Позволить ему приехать означало навсегда сплавить воедино одно с другим, а я и без того почти уже утонула в водовороте собственных мыслей.

– Пожалуйста, не приезжай.

///////

Ее тяжелое, неровное дыхание превратилось в глубокий хрип. За каждый вдох шла битва, и с каждым часом ей становилось все хуже. Я позвала медсестер.