Северная сторона сердца - читать онлайн книгу. Автор: Долорес Редондо cтр.№ 128

— На этот вопрос я отвечу, он не задевает ничьих интересов. Его жена уже не так молода, чтобы иметь детей. Нет ничего странного в том, что муж беспокоится о выкидыше.

«А может, наоборот, мечтает о нем, — подумала Амайя. — Божья воля избавила бы его от горькой чаши».

— Наверняка мистер Дэвис сделал вид, что его не задело нежелание жены узнать результаты теста помимо тех, что имели отношение к здоровому развитию плода. Но позже он все-таки попытался выведать у вас пол ребенка. Скорее всего, он сделал это наедине, и думаю, вы дали ему эту информацию.

— И отец, и мать являются родителями, по закону у них равные права и обязанности по отношению к своему ребенку, — благоразумно ответил доктор.

— Полагаю, пол ребенка не должен был бы настолько волновать отца, у которого уже есть мальчик и девочка; тем не менее для него он был принципиален. Могу предположить, что он не слишком обрадовался, когда вы сообщили ему, что будет еще один мальчик. Вам это показалось странным: если у человека уже есть мальчик и девочка, ему, скорее всего, должен быть безразличен пол ребенка. Его беспокойство наверняка вас озадачило, особенно потому, что так реагировал человек, который заботился о развитии беременности.

Доктор Стив Оуэн тяжело вздохнул.

— Если угодно, вы хорошо интуичите… Мне бы не хотелось быть на месте ее мужа.

Когда она уже прервала связь и собиралась передать микрофон Аннабель, по радио донесся женский голос:

— Заместитель инспектора. Прием. Заместитель инспектора Саласар, это Паула Тибодо. Прием.

Амайя удивленно посмотрела на Аннабель, которая взглядом советовала ей ответить.

— Саласар слушает, Паула. Прием.

— Может быть, это звучит глупо, вы же знаете, что мне тоже пришлось все это слушать… Прием.

— Конечно, Паула, я вам очень признательна; вы хотите что-то добавить? Прием.

— Слушая этого доктора, я вспомнила, что жена нашего кузена Тима тоже не хотела знать пол ребенка, когда родилась наша племянница. Нам было неловко навещать ее в больнице без подарка; мы же не знали, мальчик это или девочка. В итоге позвонили в цветочный магазин при больнице, в котором есть список всех мальчиков и девочек, рожденных в конкретный день, и номер палаты; нужно просто назвать имя матери. Мы принесли детские вещички, плюшевые игрушки и цветы, все розовое… Невестка до сих пор удивляется, как мы узнали, — сказала она, смеясь. — Если хотите, я могу попробовать. Прием.

— Конечно, Паула, — сказала Амайя, улыбаясь. — Она должна быть в Сетон Фэмили Хоспитал. Прием.

Она подождала несколько секунд, пока не услышала гудки и голос, прозвучавший в ответ.

— Здравствуйте, я хочу отправить пациентке две дюжины роз и несколько воздушных шариков, но не знаю, в какой она палате, и мальчик у нее или девочка.

— Как зовут пациентку?

— Миссис Дэвис, Натали Дэвис, она должна была поступить на плановые роды.

— Что ж, дорогая, вы немного поторопились; ваша подруга поступает только послезавтра. Но если хотите, можете оплатить цветы, и мы отправим их ей, как только она родит.

— Не надо, послезавтра я заеду в больницу и выберу их лично. А еще куплю воздушные шары и красивую открытку, — ответила Паула.

— Как пожелаете, мы к вашим услугам, — попрощалась флористка, и Паула отключила связь.

— Что вы думаете? Прием.

— Вы гений, Паула. Прием и конец связи.

Болота

Дюпри снова посмотрел на Амайю, которая все еще держалась за перила корабельного мостика, словно именно там скрывался источник ее прозрений; он подошел к ней, протянул руку и развернул перед глазами лист бумаги, на котором она нарисовала сердце.

— Красивый рисунок.

— Я начала рисовать такие сердечки, когда мне было двенадцать. Меня научил врач.

— Мое, вероятно, должно быть пережато в центре, как японская ловушка для осьминогов.

— Такоцубо, — вспомнила она.

Дюпри улыбнулся, глядя на нее тем взглядом, который раньше так беспокоил Амайю. На этот раз она не встревожилась.

— Скажите, если б вам пришлось выделить какой-то один аспект, один нюанс, определяющий то время, что это было бы? Я имею в виду ваше детство.

Амайя ответила не раздумывая:

— Ночь… — Она сделала паузу, во время которой, подумал Дюпри, искала подходящие слова. — Днем было еще ничего, но когда в Базтане темнело…

— А сейчас в Базтане ночь, Саласар?

— Там всегда ночь…

Дюпри улыбнулся грустно, но мягко:

— Вы боитесь, Саласар.

Она открыла рот, собираясь ответить, но не знала, что сказать.

— Вот почему вы оставляете включенным свет, когда спите.

Она промолчала.

— Вы боитесь, но и в темноте, и при свете готовы встретить своего врага. Вы боитесь, но ждете его, и это делает вас необычайно храброй.

Она опустила глаза. Но Дюпри бережно дотронулся до ее подбородка, заставив взглянуть на него.

— Я знал это с самого первого раза, когда увидел вас на той конференции в Лойоле. Вы тогда были юной студенткой. Я сразу узнал вас, когда снова увидел в Квантико. Вы — прирожденный следователь. Укротите вашу гордыню, только не слишком, потому что если вы не позволите себе следовать за инстинктом, то станете как все. И слушайте свое сердце. Вы станете одним из лучших следователей, с которыми мне посчастливилось иметь дело. Слушайте свое сердце, в этом мы одинаковы — Скотт Шеррингтон, вы и я. У нас троих остановилось сердце, но мы втроем почему-то вернулись к жизни. Всем троим пришлось умереть, чтобы научиться возвращаться из ада. Наше преимущество в том, что теперь мы не только знаем дорогу, но и узнаем тех, кто по ней идет.

— Проклятая привилегия, — пробормотала она.

— У меня к вам просьба. В Ноле есть один человек, Нана… Она мне как мать. Она живет в Треме. Я знаю, что этот район сильно пострадал, но Нана сказала, что укрылась в «Супердоуме».

— Не знаю, велась ли какая-нибудь регистрация, но я спрошу, — пообещала Амайя.

Он кивнул, понимая, что просит о невозможном, но это был его долг.

— А теперь позвольте мне рассказать вам кое-что, прежде чем они вернутся. Остальным мне придется изложить другую версию. Вы привыкнете к этому, вам придется делать это много раз на протяжении всей вашей карьеры. Привыкнете в случае необходимости скрывать правду, потому что нет оружия против глупости или нетерпимости и не каждый видит то, что видите вы. Лгите, если не остается выбора, лгите, чтобы спасти свою жизнь, защитить справедливость и правду, но обещайте мне, что вы всегда будете помнить, что вы лжете. Что вы всегда будете помнить, где прячется правда, и что никогда не станете лгать ни себе, ни мне, — начал Дюпри. — Я расскажу вам кое-что. Знаю, что вы поймете.