Карга подняла вверх обе руки:
- Погоди!
Хала фыркнула, выпустив черный пар, и встала на дыбы, а нищенка съежилась и прикрыла голову руками.
- Пощади меня, если любишь Кайрика!
Копыта Халы опустились рядом со старухой, а за моей спиной защелкали самострелы. Две стрелы угодили прямо в спину, но запутались в грязной абе и не причинили мне никакого вреда. От удивления у карги отвисла челюсть.
- Единственный и Вездесущий!
- Чего ты хочешь, старуха? - Я бросил взгляд через плечо и увидел, что охранникам осталось пройти меньше десяти шагов. - У меня нет времени.
- Тогда помоги мне сесть на лошадь.- Старуха протянула ко мне руку. - Ты найдешь укрытие в храме.
Я схватил ее за руку и, подтянув к себе, усадил на лошадь, после чего пустил Халу галопом.
- Значит, у Кайрика есть храм в этом проклятом городе?
- Сворачивай налево. - Карга указала на боковую улочку и добавила: - Здесь еще остались те из нас, кто считает, что Зентильская Твердыня заслужила быть стертой до основания. Мы не очень популярны, как ты успел заметить, но лорд Оргот опасается гнева Единственного и защищает наш храм.
Мы промчались шагов двадцать по грязной улочке, настолько узкой, что мои колени терлись о стены с обеих сторон. Хала тем временем перепрыгнула через двух нищих и растоптала третьего.
Карга перестала цепляться за мой пояс и указала на другой темный закоулок:
- Поворачивай направо.
Мы обогнули угол, промчались еще с десяток шагов и вырвались на широкий бульвар, еще больше и оживленнее, чем улица, по которой я въехал в город.
- Налево.
Когда я направил Халу за угол, кобыла успела рвануть к повозке уличного торговца, разбить клеть с курами, выхватить кудахтавшего петуха, проглотить его вместе с перьями, после чего помчалась дальше.
Не оборачиваясь, я бросил через плечо:
- Ты поможешь мне отыскать Физула Чембрюла?
- Конечно. Но тебе не следовало спрашивать о нем у охранников. У него повсюду шпионы, как и у нас, и теперь он затаится, ожидая твоего прихода.
- Это было неизбежно,- ответил я, как всегда, правдиво.
Мы проехали не больше ста пятидесяти шагов, и карга направила меня по короткой боковой улочке, а оттуда на двор перед приземистым черным зданием. Этот домишко был не в лучшем состоянии, чем большинство домов в Зентильской Твердыне. У него не хватало почти всего второго этажа и крыши. А горожане безбожники осквернили его стены всевозможными кощунственными надписями, обвинявшими Кайрика в Разгроме.
За то время, что я пробыл в городе, я увидел столько богохульных призывов, что убедился в одном: Единственный проявил к городу больше милосердия, чем он того заслужил.
Карга соскользнула с крупа Халы и начала колотить в двери храма, обитые медью:
- Настоятель Форнолт, это сестра Сванхилда! - Она знаком подозвала меня. - Открывай двери, и поживее! Единственный прислал нам спасителя!
35
В таком огромном краю, как Фаэрун, каждый день умирают многие сотни, поэтому Серафиму Смерти потребовалось совсем немного времени, чтобы стать свидетелем кончины десяти тысяч десяти людей, исполняя приказ лорда Келемвара. В эту минуту Авнер стоял в Хрустальном Шпиле, рассказывая обо всем, что видел. Повелитель Смерти сидел развалясь на Хрустальном Троне и с мрачной усталостью слушал Серафима.
- В Адском Болоте, - рассказывал Авнер. - из-под плоскодонки, в которой находился Гудвин из Хейвуда, вынырнул черный дракон. Стоило чудовищу разомкнуть челюсти, как Гудвин вынул меч и прыгнул прямо ему в пасть.
Келемвар поднял на него грозный взгляд:
- С какой целью?
- Просто так. Плоскодонка уже тонула, а его спутники либо успели захлебнуться, либо плыли к берегу. Речь не шла о том, чтобы спасти сокровища, и Гудвин мог бы избавить себя от мучений, бросившись в воду.
- И возможно, спасти одного из своих тонущих товарищей?
- Да. Он был отличным пловцом, к тому же в легких доспехах. - Серафим Смерти помолчал секунду, вглядываясь в мрачное лицо своего бога, потом сказал: - Смерть Гудвина была десять тысяч десятой. Мне пойти считать дальше?
Повелитель Смерти ничего не ответил, ибо иногда настает такой момент, когда даже самый слепой дурак понимает, что сотворил ошибку. Келемвар осознал, что из него получился никудышный бог Смерти, особенно по сравнению с Кайриком, понимавшим в своей безграничной мудрости, что люди - слабые и эгоистичные создания, всегда ищущие легких путей, если только им не грозят невероятные страдания. По этой причине Единственный сделал свое королевство местом горестных мук, чтобы Неверные и Лживые не видели в смерти избавление от суровой и грубой жизни и чтобы Преданные не отвернулись от своих богов. Все это Кайрик сделал во благо смертным Фаэруна, как строгий отец, любящий своих детей настолько, что дает им суровое воспитание.
Келемвар, наконец, все это понял и погрузился в долгое угрюмое молчание: словно ревнивый ребенок, он сердился на то, что его соперник оказался прав. Вновь и вновь обдумывая этот вопрос со всех сторон, он, наконец, убедил себя, что совершил ошибку из-за того, что заботился о смертных Фаэруна, что само по себе достойно похвалы, тогда как правление Кайрика было порождено эгоизмом и бесчеловечным характером.
Убедившись, в конце концов, в своей правоте, бог Смерти смерил взглядом Авнера:
- Ты мог бы проследить еще десять тысяч десять смертей. Ничего не изменилось бы. Если достойные люди не боятся смерти, то они уйдут, предоставив жить недостойным, а в результате будет страдать весь Фаэрун.
Черные крылья Серафима Смерти уныло обвисли.
- Неужели это дурно - быть справедливым по отношению к мертвым?
- Не мое дело быть справедливым. - Келемвар перевел взгляд на пустое пространство рядом с Авнером.- Жергал!
Тут же возник наполненный тенью плащ сенешаля, из-под капюшона которого мерцали желтые глаза.
«Я здесь, как всегда. Чем могу служить?»
- В последнее время я пренебрегаю своими обязанностями. Ты приготовил список моих деяний в качестве бога Смерти?
В белой перчатке Жергала появился свиток толщиной с огромное бревно.
«Приготовил».
- Хорошо.- Келемвар перевел взгляд на Серафима Смерти и сказал: - Мы начнем с трудного дела Авнера из Хартсвейла.
Будь Авнер жив, у него подкосились бы колени и похолодело бы в животе. А так он всего лишь потерял несколько темных перьев, постаравшись держаться прямо и не позорить себя мольбами о снисхождении.
Если Келемвар и заметил стойкость Авнера в ожидании решения своей судьбы, то виду не показал.