Охота на Зверя - читать онлайн книгу. Автор: Ульяна Соболева cтр.№ 79

Её вело. Её вело, я чувствовал это. Но я не знал, вернее, не был уверен, что это не из-за того голода, на который мы обрекли себя. Да, она хотела меня…Дьявол, иногда у меня вставал только от одного её такого голодного взгляда, и тогда я отворачивался от неё, пряча собственный интерес…и распирающую штаны эрекцию. Отворачивался, потому что знал, что хотела она не меня, а его. Его тело, его губы и пальцы, его член глубоко в себе. А я…я стал настолько психопатом с ней, что приходил в ярость только от подобных мыслей.

Именно поэтому я должен был уехать. Уехать, чтобы не слететь с катушек окончательно. Поэтому и потому что мы, наконец, вышли на заказчиков нападения.

***

Дождь усиливается, теперь уже не просто настойчиво барабанит по крыше и деревянным перилам, а обрушивает ведрами воду, словно в попытке смыть ту грязь, что осела внутри липкими комьями, оставив во рту мерзкое послевкусие.

***

– Говори, мразь! Говори, иначе лишишься второго глаза.

Поигрывать перед смертным его же глазом, насаженным на острие лезвия, глядя, как расширяется от ужаса и предчувствия адской боли зрачок его пока ещё целого глаза, когда-то зеленого, а сейчас покрытого красной сеточкой сосудов.

– Пппп…пппрррошу…не надо. Я ннничего ннне…

Ударить его со всей злости и резким ударом вонзить нож в глазницу, проворачивая лезвие. Под истошные нечеловеческие вопли, но для меня они как музыка сейчас. Музыка, которую я впитываю в себя всеми клетками. Тело сводит судорогой удовольствия, а запах его крови заставляет печь дёсны. Правда, тут же растворяется в вони его страха и мочи. Ублюдок обмочился в штаны, как только увидел, кто выбил дверь в его съемную квартиру. Наемники, на которых дал наводку Шейн, привели нас к этому ублюдку, оказавшемуся посредником между ними и заказчиком, а теперь сидевшему обездвиженным перед нами.

– Ц-ц-ц… Ты не захотел сохранить себе зрение, человек…как насчёт, – медленно вести лезвием по его коже вниз, вспарывая её и вздрагивая от наслаждения его агонией, – как насчёт возможности потрахаться, а? Может, – приставив к его съёжившемуся члену ножу, слегка надавить, улыбнувшись, когда он заорал, – уболтаешь меня на то, чтобы оставить тебе яйца, а, охотник? Тогда болтай быстрее, иначе лишишься и их.

И он заговорил. Всё же некоторые слишком сильно переоценивают собственную мошонку и развязывают языки. Я всё равно убил его, правда перед этим он ещё долго орал, умоляя не трогать его достоинство. Идиот. Нельзя тронуть семью Мокану и при этом надеяться остаться живым. Кем бы ты ни был: ничтожным смертным или сильнейшим на свете нейтралом.

***

Я сам не понял, как почувствовал её. За долгие минуты до того, как машина вообще приблизилась к дому. Это нарастающее возбуждение, от которого внутри взвивается бешеное торнадо и закручивается в дьявольский столп с летящими в разные стороны обрывками пепла. Рывком распахнул двери веранды, и в лицо ударил запах озона, мокрой листвы и…ванили. Едва уловимо. Словно сам его придумал. Холодные капли обжигают воспаленную кожу, а я смотрю вдаль, далеко за пределы особняка, высокой ограды с потрескивающими искрами электричества, макушек деревьев, как с высоты птичьего полета, на дорогу, стиснув челюсти и пальцы. Будь я проклят, если мое чертовое предчувствие обманывает, выдавая желаемое за действительное.

Очередная молния совсем рядом, словно приветствуя её. Видишь, малыш, мы вышли встретить тебя здесь. Слышишь, как радуется дождь твоему приезду? Он понятия не имеет, почему ты приехала. Сама! Ко мне! Именно сегодня, когда я бы трижды душу дьяволу продал за эту встречу с тобой, потому что времени больше нет. От нетерпения ливень всё сильнее бьёт по деревьям, он самоотверженно тонет в глубоких лужах в ожидании тебя. Открыть глаза, чтобы смотреть на появившиеся вдали слабые отблески света. Фары. Всё ближе и ближе. И моё сердце присоединяется к рваной пляске дождя, все быстрее и быстрее, беснуется с ним, сходя с ума и теряя контроль. Смотреть, как автомобиль останавливается возле дома, и мысленно подталкивать тебя скорее выйти. Я долбаный псих, если так соскучился по тебе. Так, что свело скулы от желания приникнуть к твоим губам, когда вскинула голову вверх и посмотрела прямо на меня. Дождь целует тебя, а я вонзаюсь когтями в ладони, чтобы сдержаться, чтобы не спрыгнуть вниз, к тебе и не стереть следы его поцелуев с твоих губ. Потому что ревную. Дьявол, ревную даже к дождю! К порывам ветра, который играет твоими мокрыми волосами, нагло задирая подол твоего пальто. Ревную и не делаю ни шага навстречу. Потому что это твой путь. Это твой выбор. Я свой сделал давно. Сделал и ждал все эти дни, успеешь ли сделать его ты или корчится мне в этом пекле одному.

Пальцами ласкал её ресницы мокрые, скулы, целую вечность проводил по губам, чтобы потом голодно впиться в них и застонать от дикого удовольствия, ударившего в голову, сильнее красного порошка. Жадно слизывать капли дождя, прикусывая плоть, чтобы отметить собой. Потому что впервые почувствовал своей. Только своей. И это самое охренительное, что я когда-либо чувствовал. Я, мать вашу, даже не знал, что вообще умею чувствовать, малыш. Я так злорадно высмеивал самого себя в прошлом, потешался над идиотом, опустившимся до слюнявых эмоций и зависимости от женщины, а теперь я нашел себя там же, где был и он…если не ниже и не глубже. Увяз по самое горло. Сдыхал от мысли, что моей не станешь. Ты знаешь, что значит за все гребаные пять веков ощутить, что тебя любят, видеть в твоих глазах, слизывать с каплями пота с твоего тела и трястись от удовольствия только от звука моего имени твоим голосом? Потому что НИКТО и НИКОГДА не произносил его так, как умеешь ты. А потом на острые рифы адского разочарования, что не меня…Не меня, чёрт её побери!. И возненавидеть это свое имя, отражение в зеркале, почерк.

В глаза твои смотрю, жадно выискивая ответы и меня разрывает на части потому что в них вижу СЕБЯ. Не его. Наконец-то не его.

– Теперь моя.

Оторвавшись на короткие секунды, чтобы снова с рычанием накинуться на её рот, когда кивнула и прошептала:

– Твоя. Только твоя…всегда твоя.

Я думал, что смогу забыть, каково это держать её в своих объятиях и вздрагивать от прикосновений теплых ладоней к своему лицу. Думал, если исчезнуть, запретить себе видеть её, перемещаться в её комнату, чтобы продолжать тайно, словно вор, любоваться её сном, то смогу избавиться от состояния вечного голода по ней. Ни черта! Мать её, ни чер-таааа!

Прижимал её к себе, потираясь щекой о бархат её щеки, вдыхая аромат ванили, приправленный нотками дождя, и ощущал, как голод становится всё сильнее, всё неудержимее. Яростнее. И злее. Потому что я, наконец, дорвался. Потому что ни одна фантазия никогда не сравнится с ощущением тепла её тела в моих объятиях. Ни одна иллюзия не будет кружить голову так только от взгляда в глаза её полупьяные. И я себя таким же пьяным ощущаю.

Словно обезумевший, оттолкнул Марианну к стеклянным дверям веранды и, срывая пуговицы, сдернул вниз её пальто. Не переставая терзать солёные от слёз губы, по которым так истосковался, что свои начало покалывать от прикосновений, непослушными руками лихорадочно вытаскивать полы блузки из-за пояса юбки, чтобы разорвать её руками, оставив висеть жалкими лохмотьями на её плечах. Отойти на шаг, долгие секунды любуясь бурно вздымающейся грудью, скрытой красным кружевом, вздрагивая от возбуждения, прострелившего в паху от одного только взгляда на бесстыже торчащие соски. И снова наброситься на неё, углубляя поцелуй, сжимая упругие полушария руками.