– Сегодня приезжал посыльный. Привез вам вот это…
Одна черная роза. Бархатная. Настолько красивая, что при взгляде на нее дух захватывает. И вокруг стебля обмотана тонкая черная цепочка с кулоном в виде сердца. Оно, скорее, похоже на неаккуратно склеенные, рваные половины. Ассиметричные и кривые. Но именно в этом была его мрачная красота. Я смотрела на него, положив на раскрытую ладонь. А потом потянула за свернутый кусок бумаги за алой атласной лентой на стебле.
«Оказывается, можно существовать без половины сердца. И совсем не сложно носить траур по самому себе. Особенно если для тебя вокруг только чёрный. Единственное, что действительно сложно – не думать о том, что к ЕЕ услугам вся палитра цветов, а она выбрала именно этот из всех, что я готов был ей подарить…»
Сорвала цепочку с розы, оцарапав пальцы, на ходу надевая на шею, быстрыми шагами к двери. В аэропорту я сжимала ее дрожащими пальцами, прокалывая подушечки острыми краями.
«Я отказался от этого самого прошлого и пришёл к тебе. Потому что тебя люблю. Тебя, понимаешь?»
У меня внутри то самое дежа вю. Пять лет назад с тем же сумасшедшим желанием увидеть его. Немедленно. В глаза посмотреть и к себе прижать так, чтоб пальцы хрустели и ломались, так, чтоб при падении колени разбивались о пол и ломались ногти, когда руками обхвачу его ноги, содрогаясь от слез и от понимания, насколько же дико и одержимо я люблю его. Насколько мне страшно без него. Не могу. Наносекунды как агония. Часы, как смерть.
Плевать какой. Плевать на прошлое. Пусть горит в огне. Пусть корчится. Зачем оно мне…зачем, если я не вижу без него свое будущее. Пусть все гниет в земле. Ведь он ЖИВ. Вот что самое главное. Зачем все эти воспоминания без него? И пальцы сжимают цепочку сильнее.
Машина напрокат в аэропорту в Англии. Не хочу ждать, пока пришлют нашего водителя.
А на улице дождь хлещет сплошной стеной, и я смотрю, как дворники бегают по лобовому стеклу… и мне страшно. Паническое предчувствие, что как тогда… что не успею. Но я уже не та… я без него не хочу. Ни секунды. Сердце бешено в висках колотится, и в горле пересохло.
Та же пробка под мостом. То же время на часах. И мне кажется, капли дождя по моему лицу катятся, на запястья капают.
«А вот ты…это ты не готова отпустить своё прошлое. Ты даже не думаешь о том, чтобы полюбить меня. Неееет…ты всё ещё надеешься оживить труп. Это ты хочешь рядом с собой того, кого уже нет. И больше не будет никогда. Потому что ты не даешь шанса. Ни мне, ни себе. Потому что ты своей одержимостью им заставила меня ненавидеть его! Себя самого ненавидеть за эту твою зависимость».
Совсем иначе звучит. Орет внутри. Кости ломает. Ребра дробит и продирается в сердце, а там больно. Там так больно от понимания, что не слышала ничего. Оглохла. Ослепла. Била наотмашь и отталкивала, и сама же умирала вместе с ним.
Машина несется по той же дорожке подъездной к нашему дому, и я бросаю ее у ворот, снимая туфли, босиком под ливнем…Остановилась, подняв голову вверх. Дождь хлещет по щекам пощечинами безжалостными, а сердце замерло, отсчитывая каждую из них. Потому что его увидела. Стоит на веранде под дождем. Как каменное изваяние. На меня смотрит. И напряжение в тысячу вольт даже на расстоянии.
Поднимаюсь по ступеням, а вода стекает с мокрого платья на пол грязными разводами. На улице холодно, и изо рта пар вырывается. Но мне жарко, у меня все тело печет и жжет от предвкушения. Оставляю мокрые следы от пальцев на перилах. Все выше и выше. Зная, что не спустится. Не сделает больше ни одного шага навстречу.
Распахнула дверь веранды, и в полной тишине шум дождя и мое собственное сердцебиение. Сама не поняла, как рывком обняла его сзади, прижимаясь всем телом.
– Я соскучилась….по тебе.
Медленно повернулся ко мне. Такой же насквозь мокрый. В глаза смотрит, а там чистое небо…без единой тучи. Стихия беснуется сверху и вокруг нас… а они. Они такие светлые и влажные. Капли дождя дрожат на ресницах.
– Уверена, что по мне?
Взмахнула руками, обхватывая за шею, выдыхая дрожащими губами в его мокрые губы, с привкусом нашей соли.
– Уверена.
Глава 24
Дождь нещадно изливается жидкой агонией на ветви деревьев, заставляя их прогибаться под тяжестью капель. Тёмно-серые, почти черные, они с особой яростью бьют по тонким искривлённым стволам, словно желая подмять под толщей воды. Запах дождя, окутавший веранду подобно куполу, щекочет ноздри, оседает на коже тяжелым покровом, отбивая любое желание открыть глаза. И я стою, зажмурившись и представляя затянутое черным пологом небо, с редкими, но такими яркими отблесками молний. Острыми пиками они вонзаются в землю, пропадая в тот же миг…хотя я был более чем уверен, что никуда они не исчезали. Я чувствовал, как после очередной короткой вспышки света, молнии начинали бить внутри меня. Такими же короткими, но, дьявол их подери, обжигающими разрядами. Прямо в сердце. Отдаваясь оглушительным треском. Под шум неутихающего дождя и свирепствующих порывов ветра. Симфония, созвучная той, что звучала глубоко во мне. И ни одного слова, только мелодия, то нарастающая, бьющая тяжёлыми аккордами где-то под кожей, то, словно волна во время отлива, тихая, отступающая, слизывающая следы с песка…чтобы в следующую секунду ударить с ещё большей силой.
***
Я никогда не думал, что можно сойти с ума на короткие мгновения. Начисто лишиться разума и позволить страху сковать тело настолько, чтобы собственные движения казались кадрами замедленной съёмки. Смотреть, как умирает твой ребёнок, далеко не то же, что умирать самому. Гораздо страшнее. Гораздо болезненнее. Только тебя убивает не хрустальная пуля с ядом, а собственное бессилие. Собственная ничтожность и неспособность помочь, вытащить из той бездны, в которую она вот-вот упадёт. И эта мольба в безжизненном голосе – толчок к тому самому безумию. Каждая секунда словно растягивается в вечность, и в то же время тело немеет при мысли о том, что эта вечность на самом деле может оказаться лишь мгновением.
Пока смотрел в сиреневые глаза дочери, подёрнутые туманом боли, чувствовал, как яд по моему телу разливается, по венам вверх к сердцу, заставляя его замирать. И каждая следующая остановка дольше предыдущей. Я чувствовал пальцами её неровное сердцебиение, а казалось, оно в моей груди бьётся.
А потом мир раскололся на две половины. И я чётко ощущал, как земля под ногами трещинами покрывается, и я проваливаюсь в самый настоящий Ад. Потому что смотрел, как Марианна исцеляет Камиллу, и меня вело от мысли, что она убивает и себя, и ребенка. Смотрел, как они дёргаются в судорогах…и никогда не ненавидел себя больше, чем в этот момент. Не ненавидел настолько отчаянно и зло. Глядя на то, как обеих моих девочек выгибает в агонии боли…я не мог сделать ни хрена! Ни одного долбаного действия, гарантировавшего жизнь им обеим. Именно в этот момент…в момент, когда внутри волна ярости схлестнулась с волной бессилия, поглотив её в себе и погружая меня в вакуум той самой ненависти.