Тайны сердца. Загадка имени - читать онлайн книгу. Автор: Амели Нотомб cтр.№ 42

– Нет, я давно перестал верить в Санта-Клауса. Но не мог принять, что все закончилось так глупо. Самое ужасное – это не то, что ты чувствуешь себя несчастным, а то, что сознаешь бессмысленность того, что произошло.

Эписен поглядела на аппарат, нагонявший в легкие воздух.

– Это больно?

– Без аппарата я бы уже умер. Поскольку мне в жизни нужен смысл, я рад, что умираю от нехватки дыхания. Моя жажда мести меня буквально удушила.

Эписен посмотрела на электрический провод, подключавший респиратор к розетке. И тут произошла неожиданная вещь: она отключила дыхательный аппарат. За секунду до того она сама не знала, что это сделает.

У Клода были секунды, чтобы понять. Он широко вытаращил глаза. Его дочь с изумлением смотрела, как он задыхается. Через полминуты все было кончено.

По-прежнему ни о чем не думая, Эписен включила аппарат. Потом она вышла из палаты и позвала на помощь.

– Скорее, скорее сюда! С отцом что-то случилось!

Она не играла комедию, она действительно была потрясена.

Прибежала медсестра.

– Мадмуазель, искренне сочувствую. Ваш отец умер.

– Не понимаю, как это?! – выкрикнула Эписен. – Мы спокойно говорили, и вдруг он стал задыхаться…

– Это хорошо, что вы были рядом. Он умер в объятиях любимой дочери. Мы все мечтаем так уйти. Вам нужно кому-нибудь позвонить?

– У меня нет на это никаких сил, – проговорила Эписен, упав в кресло.

– Я позову врача. – И медсестра вышла.

Принц де Линь ^[15] утверждал, что непредумышленного зла не существует; если же зло совершено предумышленно, то это вульгарность. Согласно его теории, зло, совершенное мгновенно и без размышлений, к разряду грехов не относится.

Эписен де Линя не читала, но оказалась способна измерить глубину его мысли. То, что она совершила поступок, ни на долю секунды не задумавшись, мгновенно оправдало ее в собственных глазах. Она не сошла с ума, она знала, что убила собственного отца. Но на нее, как благодать, снизошло отсутствие угрызений совести.

Более того: в течение нескольких секунд, когда она смотрела, как он умирает, она испытывала невыразимое ликование. Она восприняла это как доказательство – если тут нужны доказательства, – что на них снизошла благодать.

Эписен прекрасно отдавала себе отчет в том, что ее внутренняя уверенность не выдержит никакого анализа. Она помнила, как в одиннадцать лет решила, что когда-нибудь убьет отца. Ненависть к нему не иссякла. И тем не менее она не сомневалась в том, что невинна.

Чтобы не вешать ни на кого свои проблемы, она решила сохранить эту тайну внутри себя. Да и как поделиться тем, что ни один язык не в состоянии выговорить?

Тем временем медсестра предупредила врача.

– Это наша вина? – спросил тот.

– Судя по всему, нет. И все же лучше не углублять этот вопрос. Невозможно совсем исключить временный сбой электричества.

– Как там дочь умершего?

– Потрясена.

– Пусть подпишет бумагу, что у нее нет к нам претензий. Излишняя осторожность никогда не повредит.

Эписен, однако, знала, что подписывает документ, снимающий всякую ответственность как с врачей и медперсонала, так и с нее самой. Согласно заключению о смерти, ее отец умер от рака легких.

– Он будто ждал моего приезда, чтобы умереть, – проговорила она.

– Можете в этом не сомневаться, – убежденно сказал врач.

Она спросила, как можно переправить тело в Брест, чтобы похоронить его на родине. Ее соединили с похоронным бюро. После урегулирования множества формальностей Эписен вернулась на вокзал Монпарнас.

Как только поезд тронулся, она поплыла по волнам какой-то незнакомой радости. В своем сердце она говорила с покойным:

«Я совсем на тебя не похожа. Доказательство – ты потратил жизнь на месть, которая оказалась полным провалом. А я, ни на секунду не задумавшись, осуществила самую блистательную месть в истории». И она радовалась, что так меняется человек от поколения к поколению.

Вернувшись, Эписен отвела в сторонку мать:

– Клод умер, в больнице, пока мы с ним говорили.

Доминика переменилась в лице.

– Он не мучился. Он будто ждал моего появления, чтобы отойти в мир иной.

– Он про меня говорил что-нибудь?

– Мама, врать не буду. Про тебя он не говорил и ни в чем не раскаивался. Но я разговаривала с человеком, которого ненависть оставила. Знаешь, для него это была лучшая смерть.

Таким образом Эписен сказала главное.

Доминика заплакала.

– Ты плачешь потому, что он не вспомнил о тебе?

– Нет, я оплакиваю смерть мужчины моей жизни.

– Я понимаю. Поэтому я велела перевезти тело в Брест. Похороны состоятся в воскресенье.

Затем Эписен объявила новость бабушке с дедушкой. Они отреагировали с достоинством. Внучка восхищалась деликатностью своих родных, не задававших ни единого вопроса касательно семейной трагедии дочери.

Священника нисколько не удивило, что на похоронах присутствуют только четыре человека. Пока он осуществлял траурный ритуал, появилась еще одна фигура.

«Смелости ей не занимать, – подумала Эписен. – Наглости тоже».

В свои пятьдесят пять лет Рен была сверхъестественно хороша собой. Высокая, тонюсенькая, в глубоком трауре при демонстративном, величественном отсутствии скорби.

Увидев ее, Доминика содрогнулась и зарыдала еще горше.

Маленький кортеж двинулся в сторону кладбища. Нимало не смущаясь, Рен взяла Доминику под руку. Та не сопротивлялась.

Сами похороны глубоко взволновали участников. Эписен трясло, когда она бросала на гроб горсть земли. Священник неизвестно зачем произнес тяжелую для восприятия фразу:

– Любовь, которую внушал человек, не измеряется количеством присутствующих на его погребении.

Когда церемония была закончена, Эписен проводила домой бабушку с дедушкой. Те, верные себе, не задали ни единого вопроса относительно дамы, стоявшей на похоронах вместе с их дочерью у раскрытой могилы.

– Доминика, я пришла просить у вас прощения. Можно было бы избежать всех эти драм и страданий, если бы я не совершила роковую ошибку: я ничего вам не рассказала.

– Почему вы ничего не рассказали?

– Признаться во всем можно было либо сразу, либо никогда. А поскольку я далеко не сразу догадалась, что это ваш муж, я сочла, что уже слишком поздно. Это была моя ужасная ошибка. Если можете, простите меня.