Эпоха викингов. Мир богов и мир людей в мифах северных германцев - читать онлайн книгу. Автор: Вильгельм Грёнбек cтр.№ 39

Утверждение о том, что родство идентично человечеству, которое на первый взгляд кажется очень удачным, теперь проявляет себя как буквальная правда. Все, что мы находим в человеческом существе, носит печать родства. В самом крайнем случае человек может найти себе место в мире только как чей-то родственник, как член какой-то семьи, – только люди, лишенные чести, свободны и одиноки. И самая суть человека, его совесть, мудрость и проницательность, его таланты и воля носят на себе отпечаток его семьи.

В нашей культуре жизнь, направленная лишь на благо своей семьи, ограничивает и сильно уменьшает свои духовные ценности; это приводит к нищете идей и скудости всех чувств. Но в древности для члена клана курс жизни лежал в совершенно противоположном направлении. Его характер формировала семья, и усиление его семьи означало углубление его характера. Условия личного сохранения чести и семьи требуют большой глубины и большого напряжения нравственных чувств и нравственной воли, ибо это означает обогащение совести. Чем сильнее сосредоточен на себе родственник, тем больше он sui generis, тем он сильнее как личность и тем больше его ценность как человека.

Чувство принадлежности к клану было основой всей духовной жизни людей, а исключительность означала выход в более широкий мир. Та же самая сила, которая превращала германца в члена клана, не позволяла ему стать человеком, чьи интересы ограничиваются лишь семьей. Сила и глубина клана и его честь помогали создавать клановые союзы, благодаря чему возникали более крупные объединения.

После долгого и тщательного изучения какого-либо объекта возникает желание рассмотреть, на фоне чего он существует. Формальные измерения вещи следует выразить в относительных размерах, чтобы сделать ее частью реального мира.

Для того, кто безо всякого предубеждения изучит вопрос о мести, а также чести как движущей силе людей, какой бы грубой и величественной она ни была, наши предки предстанут в новом свете. Они обретут жизнь и движение и пробудят в душе наблюдателя сочувствие, сильно превосходящее тот идеализм, с которым современная эпоха облагораживает свои поэтические и политические идеи. Если нам удастся увидеть этих людей, жизнь которых в чести и удаче мы уже рассмотрели, как часть мира, а удачу принять за неотъемлемую часть людских представлений о жизни в целом, то эти люди предстанут перед нами более понятными.

Мидгард. Midgardr у древних исландцев, Middan-geard у англосаксов – Срединная земля, такое имя получил мир, в котором жили эти люди и который простирался в разные стороны света. Где-то далеко, где небеса сливались с землей, по которой ходили люди, или с морем, по которому они плавали, располагались границы мира людей. Путь до них был гораздо длиннее, чем думал тот, кто всегда жил на одном месте и никуда не уезжал, тогда как до гор, которые преграждали людям путь, до воды или до глубокой впадины, куда низвергаются воды, нужно было идти или плыть от одного дня до недели.

Там, на границах Мидгарда, где небеса встречаются с землей, расположено место, где сходятся все пути снизу и сверху. Один из них круто взмывает вверх, но куда он ведет, нам знать не дано – этим путем никто не ходил. Ибо радужный мост, пылающий разноцветным огнем, – Биврёст (bifrpst) – непреодолим для людей, за исключением тех, кто может пройти сквозь огонь неопаленным. Но мы верим, что он ведет в иной мир, расположенный выше Мидгарда.

Другой путь ведет вниз, в третий мир, расположенный под Мидгардом. Эта дорога проходит по глубоким, темным долинам, которые оглашает рев ледяных, пенящихся потоков: «По волчьим скалам, / по обветренным кручам, / в тумане болотном их путь неведом, / и там, где стремнина гремит в утесах, / поток подземный, / и там, где, излившись, / он топь образует / на низких землях» («Беовульф»).

По ней может пройти и смертный, живой или неживой, однако назад пути нет. Впрочем, во все времена находились люди, утверждавшие, что видели Утгард (Utgardar) – Окраинную землю – своими глазами. Побывавший в Утгарде поведал, что, как только он пересек границы Мидгарда, солнце скрылось из виду. Дневной свет уступил место сумраку, в котором то тут, то там мерцали блуждающие огоньки, сбивавшие с толку, но не рассеивающие темноты: «Сплетает корни / заиндевелая темная чаща / над теми трясинами, / где по ночам объявляется чудо / огни болотные; / и даже мудрому тот путь заказан» («Беовульф»).

Путник, направлявшийся в царство Хель, должен был преодолеть немало препятствий. Дорога тянулась «по влажным нагорьям», над которыми дуют ледяные ветры, через бурлящие реки, вода в которых ядовита. Вдоль дороги верхом на падали сидели чудовища с горящими глазами, не похожие ни на людей, ни на животных. Их взгляды острые, как мечи, а дыхание до того едкое, что способно опалить волосы и ослепить. Вдали путник увидел гнездо орла Хрёсвельга, Пожирателя мертвых. Когда он взлетает над одним трупом, чтобы наброситься на другой, его крылья поднимают такую бурю, что отголоски ее чувствуются даже в мире людей.

Все в Утгарде ужасно, страшно и жутко, все обманывает глаз человека, привыкшего к земным размерам. Чудовища, которые бродят здесь в тумане и сумраке, столь велики, что в них трудно распознать живые существа, пока не станет слишком поздно. То, что кажется горной расщелиной, может быть входом в дом, из которого высовываются ноги великана, занимающие половину долины. Внутри пещеры у огня сидят его жены, с длинными серыми волосами, костлявые и безобразные до отвращения. Потоки, через которые приходится переправляться путнику, совсем не похожи на реки Мидгарда; вступив в их воды, он чувствует, что они поднимаются, словно живые, желая поглотить его. Иными словами, здесь все враждебно человеку. Вид всех объектов обманчив. Все приводит путника в изумление и наводит страх: то, что кажется мертвым, оживает, но все живое здесь мертво. Лишь обладающий несравненной удачей сможет пройти этой дорогой и вернуться в мир людей живым и невредимым.

Таким представляли себе Утгард норвежцы и исландцы. Южнее, в Дании и Швеции, где холмы и горы сменяются обширными полями и непроходимыми лесами, Окраинный мир виделся людям несколько иным. Мидгард представлялся им обширной плодородной равниной, которую окружает непроходимая чаща, Ярнвид (Железный лес), ветви которой переплелись и образовали плотную стену. Здесь тоже царит сумрак и туман: «…Темные чащи, / страшное место! / Когда же буря / тлетворным ветром /дышит над водами, / вздымаются волны, / мрачнеет воздух, / небо плачет» («Беовульф»).

В Ярнвиде живут безобразные великанши со своим отродьем – волками и чудовищами; у них длинные носы и острые, как мечи, когти, которые легко рвут человеческую плоть. В болотистом мрачном лесу человек, не разбирая, бродил до тех пор, пока не становился добычей какой-нибудь мерзкой твари. Заблудившиеся здесь коровы и быки возвращались домой с отметинами ядовитого дыхания и больше уже ни на что не годились.

Можно представить себе и третью картину Утгарда, которая сформировалась на обширных равнинах, где на горизонте сливаются земля и небо. История Хаддинга ^[38] и его путешествия в подземный мир, рассказанная Саксоном Грамматиком, вероятно, родилась там, где пределы мира ограничены лишь горизонтом. Человек мог пройти сквозь границу небес, словно через плотное, темное облако, и войти в мир широко раскинувшихся равнин, где все было приятно для глаза. Но если поначалу он не видел здесь ничего страшного, что предвещало бы беду, то это только потому, что опасность таится в глубине. Для всех вещей подземного мира характерна способность к превращению. Ветка, до которой дотрагивался путник, оборачивалась змеей, укус которой смертелен. Другие существа, если на них взглянуть, тут же обвивали шею человека. Вода из источников и плоды с деревьев затуманивали разум.