– Точно, ведь рыжим так тяжко живется в Америке, – съязвил Томпсон.
– Я имею в виду, а что, если бы тут говорилось: «Нужно бить черных».
– Эй, тебе стоит присесть, если думаешь, что это одно и то же.
– Нет! Я хочу понять правила.
Я объяснил:
– Эти угрозы правдоподобны, только если они направлены на категории, которые мы называем «уязвимыми группами».
– Привет. Меня зовут Лайон.
– Я не забыл, что тебя зовут Лайон.
– Кто считается уязвимой группой?
Вообще-то Лайон задал хороший вопрос. Я сверился с записями.
– Любая группа, которая определяется расовой, этнической или национальной принадлежностью, сексуальной ориентацией, гендером или религией.
– Но не цветом волос? – Это снова рыжий.
– Белый мальчик, сядь!
– Не могу, тут больше нет стульев.
– А кто определяет, какая группа является «уязвимой»? – спросила Нина.
Ответ, конечно, – я. Но я проигнорировал вопрос.
– Мне стоило включить это в презентацию. Я дополню ее и пришлю вам всем новый вариант.
Следующий слайд.
Чтобы свернуть сучке шею, постарайся как следует надавить в середину горла.
Нина кротко подняла руку.
– Правдоподобная?
– Извини, все еще нет.
– ОЙ, ДА ЛАДНО!
Томпсон вскочил:
– Это просто сучка, а не эта.
Я одобрительно кивнул. Ощутил прилив гордости.
– Верно. И это не конкретная угроза. Чем более обобщенное утверждение, даже если язык…
– Грубый? Ужасающий? – Нина выглядела расстроенной.
– Правила не выделяют грубый и ужасающий язык. Только осуществимые угрозы насилия.
Вскоре после этого мы усадили модераторов за работу. Вчера поздно вечером мы с Эмилем расставили компьютеры и столы. Работы уже скопилось много, очередь из запросов была нескончаемая. Члены моей команды заняли свои места и начали.
По настоянию Брэндона в передней части зала установили большой экран. На нем отображались две цифры: сколько новых запросов поступило и сколько обработано за день. Управленческая тактика. Это всех мотивирует, заявил Брэндон. Экран и счетчик видно было всем на этаже.
Вскоре команда поддержки пользователей уже вовсю работала. Звуки негромких ударов по клавиатуре и щелканья мышкой наполнили помещение. Я ходил по залу, временами заглядывая человеку через плечо. Когда у кого-то возникал вопрос, человек поднимал руку, и я подходил к нему. Но по большей части вопросов не возникало, что я счел доказательством хорошо составленного руководства. Все шло даже лучше, чем я мог ожидать.
Действие второй части романа Джилл «Современные взрослые» разворачивается через год. Сначала все в доме кажется обычным, но в действительности никто еще не оправился от открытия, что мать торгует собой ради семьи.
Дети вновь переключились в режим подростковой тревожности. Сын делает вид, что его не интересуют друзья, учеба в школе, и увлечен исключительно видеоиграми. Дочь справляется хорошо – с виду. Она все еще блестящая ученица, очень занята, готовится поступать в университет. Но втайне она стала бунтаркой. А ее поведение сделалось более рискованным и опасным.
Вторая часть романа мне показалась более тонкой и эмоционально сложной. Определились позиции обоих родителей. Мать бросает секс-услуги в надежде залечить семейные раны. Но этого не происходит. Финансовые проблемы лишают ее сна, бремя вины из-за того, что она больше не зарабатывает, становится все тяжелее. Отца тоже изводит моральная дилемма: он чувствует вину, потому что не способен свести концы с концами. И хотя его жена подалась в секс-бизнес добровольно, его терзает мысль, что это он подвел ее. Когда же он пытается выразить свои чувства, она впадает в ярость. Напоминает ему, что это было ее решение и у него нет права упиваться горем. Но он спрашивает, занималась бы она этим, не будь они стеснены в средствах, если бы семья не нуждалась. В душе она знает, что нет. Мучительная сцена.
Вторая часть книги получилась у Джилл умнее и динамичней. В целом же роман производил впечатление неровного. Первая часть смешная, даже беспечная, увлекает тайной, но во второй части весь юмор и легкость исчезают, уступая место терзаниям всех членов семьи, недовольных собой и друг другом.
Закончив книгу, я почитал отзывы на нее. У большинства читателей было схожее мнение.
Записи Марго составляли сотни часов. Мы прослушали уже много. Я проводил вечера, сжимая все файлы WAV в MP3, чтобы загрузить их в старенький iPod, одолженный мне Джилл. Я слушал истории Марго по дороге на работу и обратно, черкал пометки на случайных бумажках, чтобы в конце дня поделиться впечатлениями с Джилл. Порой рассказы обрывались, имена героев и планет путались. Во многих записях было слышно, как Марго пьет, и хотя эти истории порой звучали невнятно, а некоторые и вовсе оказывались чушью, они мне нравились, напоминали мне о наших посиделках в барах. Марго могла замолкнуть на середине предложения, а иногда рассказ прерывался отрыжкой или хихиканьем.
Мы планировали расшифровать все рассказы Марго, но не сознавали, насколько огромна эта задача. Стало ясно, что Марго записывала истории едва ли не каждую ночь на протяжении нескольких лет. Годы записывания историй, и, судя по тому, как они рассказывались, истории были спонтанны, придумывались на лету, безо всякой подготовки. Джилл шутила, что она-то намучилась с одним-единственным научно-фантастическим романом. Конечно, не все истории Марго были блестящими. Но в целом ее труд восхищал.
Обычно мы заканчивали работать около полуночи. Если у нас оставались силы, то занимались сексом, ну или хотя бы устраивали возню. Однажды, когда мы оба почти разделись, Джилл осенило.
– Знаешь, что мы еще никогда не делали? – Она вскочила, порылась в шкафу и достала пару полотенец. – Мы с тобой ни разу не были в сауне.
В ее кондо имеются подобные излишества, объяснила Джилл. Здание новое, сплошь металл и стекло, маскирующие дешевый остов. В Бруклине полно бурых кирпичных построек, которым уже почти век, если не больше, и выглядят они вполне достойно, но теперь среди них понатыканы безвкусные высотки – как дом Джилл. По ее словам, она живет среди «самых дешевых богачей».
– Как тебе удается снимать такую квартиру? – спросил я.
– О, – воскликнула она смущенно и ответила: – Не удается.
Я предположил, что родители помогают ей с арендой. Или что она тратит свои накопления.
– Тебе родители помогают или вроде того?
– Что? Я бы ни за что не позволила родителям оплачивать мне аренду. – Казалось, она рассержена.
Я пожал плечами:
– Ну, будь мои родители в состоянии помочь мне с арендой и предложили бы это, я бы принял помощь мгновенно.