Запертый - читать онлайн книгу. Автор: Дем Михайлов cтр.№ 28

Если же чистильщик обнаруживает плесень любого вида — он обязан немедленно прервать работу и тут же оповестить ответственное лицо. В моем случае — бригадира. Плесень один из страшнейших бичей сурверов. А кто-то считает ее самой опасной — из-за ее незримости. Особенно страшна черная плесень. Хуракан пережил четыре вспышки этой заразы, и каждая длилась годы — до обнаружения и принятия мер — и отняла здоровье у сотен и жизни у десятков. Поселяясь в том или ином секторе нашей протяженной вентиляционной системы, где давно уже сдохла большая часть всех сканеров, анализаторов и датчиков, черная плесень посылает свои споры повсюду и при вдыхании живым организмом она наносит первый удар, для начала оседая спорами в легких, бронхах и всевозможных пазухах организма… Беда в том, что вдыхающие эту заразу ничего не замечают до поры до времени… пока у них не вылазит онкология, астма и пневмония, психотические расстройства…

Так что, обнаружь я здесь черную плесень… это вызвало бы невероятный всплеск дикой паники по всему Шестому уровню. А следом повлекло бы за собой блокировку, карантин и масштабные обеззараживающие действия вроде продувки вентиляции специальными аэрозолями. Ну а потом полетели бы головы — виноватых бы обязательно отыскали. В тот последний раз, когда черная плесень нанесла колоссальный вред Пятому уровню, судебные приговоры были максимально суровы — огромные сроки, казни и вроде как даже изгнание целой группы высокопоставленных лиц. Тут поневоле задумаешься что лучше — быстрая милосердная казнь или отправка в зараженные жесткой радиацией земли там наверху…

Мы, все, кстати, раз в год проходим специальное обучение по своевременному обнаружению, распознанию и тому подобное. А заодно расписываемся на специальных бланках, подтверждая, что осведомлены об ответственности за недонесение, халатность и прочее и прочее… Найди кто после меня здесь очаг уже разросшейся заразы любого вида — мне конец. Так что это весьма весомая причина почему никто не рвется на эту работу и почему я каждый день могу честно заработать хотя бы несколько монет. Попутно мы еще расписываемся и на обязательстве подмечать и сообщать обо всем пусть не связанному с нашей работой напрямую, но угрожающему Хуракану — протечки, трещины и тому подобное.

Что ж — в своей ночной прогулке я не обнаружил ничего такого. Опираясь на поручень тележки, я развернулся и тяжело зашаркал по тускло освещенному коридору. Выключатель на той стороне — и если не выключу освещения после завершения работы меня ждет нехилый штраф, плюс придется оплатить все сожженное электричество. Я пару раз так налетал, теряя недельный заработок… Растревоженные работой ребра противно заныли, в шее начались уколы резкой боли и пришлось сожрать еще одну таблетку совсем недешевого обезболивающего.

Смешно… но, кажется, я только что понял весь смысл древнего россогорского выражения-угрозы «Всю жизнь на лекарства работать будешь!».

* * *

Закончив работу, я добрался до освещенного центрального коридора, что считался у нас настоящим проспектом. Раньше тут было куда веселее — даже в мои детские годы. Если верить старикам — в их молодые годы проспект Рошшара представлял собой лучшее место во всем Убежище. Названный так в честь самого известного смотрителя шестого уровня, он представлял собой оживленную бурлящую артерию, где молодежь, не переступая рамки дозволенного, могла веселиться вовсю… Как не смешно, но виной затухания фонтана веселья стали не умирающие технологии или ресурсы, а сами сурверы — что позабыли о соблюдении тех самых рамок дозволенности. После пары пьяных беспорядков и сотен случаев раскуривания тасманки случилось ожидаемое — краны разрешенности резко прикрутили, в том числе ограничив время веселья до двух ночи и убрав больше половины так любимых молодежью мероприятия. Концерты, дискотеки, костюмированные вечеринки… все исчезло.

Но, как бы то ни было, Рошшар остался тем местом, где всегда кто-то есть. Тихие полуночники бродят по немалому пространству, слушая музыку в наушниках, порой пританцовывая, покуривая разрешенный в специальных местах табак, потихоньку делая тайные глотки согревающего из малых фляжек. Веселье ушло в подполье… Ну… лично мне как-то все равно — я никогда не посещал подобные места, а здесь если и бывал, то только в дневное время суток. Мне как-то хватало и того, что меня бьют на задворках Хуракана. Еще не хватало прямо в центре по морде терпильной отхватывать…

— Ты ведь Амос, да? — тихий сиплый голос остановил меня, когда я почти добрался до нужного поворота к той самой кафешке, где почти сутки назад получал рабочий контракт.

— Он самый — со вздохом признался я, поворачиваясь и нащупывая в кармане рукоять отвертки.

Но оружие не понадобилось — у стены стоял задумчиво щурящийся на меня старичок в утепленном комбинезоне и непромокаемых оранжевых сапогах. На все еще тонкой талии широкий пояс с немалым количеством петель и карабинов — все они пустуют. Седая аккуратная борода того типа, которая, вроде как, именуется шкиперской. В трехпалой правой ладони зажата серебряная тонкая фляжка, на меня смотрит единственный прищуренный серый глаз, а морщины столь глубоки, что почти неотличимы от исполосовавших смуглое лицо шрамы. Густые седые волосы и черная бейсболка с красной стрелой довершала облик.

— Вы из разведчиков — вырвалось у меня.

Вглядевшись в лицо, вспомнив все давние истории, я вспомнил и ту, где говорилось о немалом количестве пролитой крови и больших потерях среди тех, кого с уважением называли Красными Скаутами. Они являлись подразделением Внешней Охраны и куда чаще других покидали Убежище через резервные малые люки. А еще они чаще других сталкивались с обитающими над убежищами ужасными тварями-мутантами. Следы на его лице оставлены когтями какого-то водного мутанта. Но старику еще повезло — насколько я помню из той группы выжило только двое. И я помню его имя… оно осело где-то в памяти, потому что тоже было великим именем…

— Ньютон! — вспомнил я — Булл Ньютон. Ветеран Красных Скаутов. Вечер добрый…

— Узнал — чуть удивленно хмыкнул старик и протянул мне флягу — Сделай глоток.

— Не… — я слишком резко качнул головой, и шея протестующе хрустнула — Ой…

— Видишь — обезболиться тебе надо.

— А там обезболивающее?

— Оно самое. Спирт называется. Настоянный на коем чем полезном…

— На чем? — не удержался я.

— На хере мутантском — буркнул Булл, показав в усмешке стальные зубы — И на куске жопы его подружки. Пей, говорю! Я дважды повторять не привык!

Я, конечно, борзости набрался за последние удивительнейшие деньки. Набрался, да, но все же не так много, чтобы рискнуть спорить даже с бывшим и покалеченным скаутом. Вежливо хихикнув — хотя шутка про хер мутанта убогая до жалости — и флягу взял. Сделал глоток, выпучил глаза и замер, не зная что делать дальше. Рот и глотку обожгло, там что-то сжалось и все это попросту зависло, медленно прожигая мою плоть. Дым уже идет? Трясущейся рукой я протянул флягу обратно и тут Булл нанес резкий тычковый удар пальцами искалеченной руки, оставив их наверно в паре миллиметров от моих глаз. Помогло… я шатнулся назад и… все благополучно проглотил, чтобы тут же исторгнуть: