А печаль холод греет - читать онлайн книгу. Автор: Дайана Рофф cтр.№ 32

Чёрт.

Только не это.

Почему сейчас, Тория? Почему именно сейчас надо было портить нам жизнь, когда она только наладилась? Почему?

Чёрт.

Тория встала перед нами во всей своей красе: в короткой юбке, в ярко розовом джемпере с какой-то надписью, с покрашенными в голубой цвет волосами и дьявольским блеском в глазах – сейчас начнётся её игра. Вот только её правила мне были уже давно известны.

– Знаешь, если отрезать тебе язык, то тогда тебе определённо лучше станет, – расплылась в мерзкой ухмылке я, чувствуя приходящее удовольствие от этой очередной стычки.

Где-то послышался смех, несколько человек остановились недалеко от нас, чтобы понаблюдать, что будет дальше.

А дальше – всего лишь игра в шахматы. И выиграет сильнейший.

– Собственную шутку никак не сможешь придумать, да? – пытаясь скрыть оскорблённость, фыркнула Тория, откинув пафосным движением руки волосы.

– Собственные мозги ты никак иметь не можешь, да? – усмехнулась я, видя, как моё высокомерие доводило её до бешенства.

– Как будто у тебя он свой, – ядовито прошипела девушка.

– Как будто у тебя есть что-то своё.

Кто-то вдруг дёрнул меня за рукав свитера. Это была Филис, испуганно смотрящая прямо на меня. И это меня отвлекло.

– Делора, прошу, пойдём отсюда…

– О, мы только начали! – неожиданно рассмеялась Тория и так же неожиданно выхватила из моих рук рисунок. – Что же это? А, очередное отвратительное искусство от местной сумасшедшей!

– Отдай, – я сжала кулаки, тут же растеряв всё удовольствие, что получала от этого представления.

– Не, не думаю, – она повертела рисунком и подло улыбнулась. – Как ни посмотри, везде отвратительно! Такому позору нельзя существовать.

– Стой!

Но было поздно.

Раз – и треск разорвал мне сердце.

Два – и листки порванного портрета медленно поплыли по воздуху, оседая на пол.

Три – и чужой мстительный смех был как спичкой, что подожгла мою ярость.

Одним быстрым движением я схватила Торию за свитер и с силой прижала её к стене. Кто-то вновь засмеялся, другие в предвкушении драки загудели, в нос ударил запах табака и дорогих духов, Филис с большими удивлёнными глазами собирала с пола свой рисунок – всё смешалось во мне, в этом дьявольском котле гнева и злости. Размазать по этой грязной стене соперницу, повесить тело на её же кишке, избить до всех переломанных косточек – я хотела расправиться с этой разукрашенной стервой как можно более жестоко, безжалостно, бесчеловечно.

И плевать я хотела на то, каким монстром выглядела бы после этого.

– Вижу, тебе прошлого раза мало было, – я схватила её за руку и, опасно её вывернув, ещё сильнее придавила Торию к стене. Та захрипела от боли и нехватки воздуха. – Ещё раз ты пристанешь ко мне или к Филис, ещё раз ты полезешь ко мне с разборками и со своими погаными шутками и оскорблениями, ещё раз ты хоть на метр к нам приблизишься, я от тебя абсолютно ничего не оставлю. И даже Элрой тебя не спасёт. Поверь мне, он только будет рад наконец-то избавиться от такой тупоголовой сестры, как ты.

– Он… меня…

– Любит? Защитит? – я беспощадно усмехнулась, полностью взяв ситуацию под свой контроль. – Ха-ха, да никогда в жизни! Он такой, как и ты – никогда никого не любит, всех ненавидит.

– Делора…

– В этот раз я её не отпущу, – властно отрезала я на умоляющий голос Филис и занесла кулак.

– Стоять!

Кто-то схватил меня за руку до того, как я оставила бы прекрасный отпечаток на накрашенном лице Тории. Я уже хотела выругаться тому, кто меня остановил, но увидела учителя, у которого сегодня рассказывала доклад про эссентизм. Если бы это был какой-нибудь другой учитель, я бы плюнула ему в лицо и врезала, начав всеобщую драку, но этого мужчину я уважала. Пришлось отступить под тирадой его недовольства и позволить себя отвести в медпункт. Но как же я была зла! Я была готова убить на месте Торию. И почему Филис пыталась её защитить вот уже во второй раз?

Плевать.

Когда-нибудь я всё же разделаюсь с Торией как следует. И уж точно тела даже не оставлю. Буду плясать на её костях, умываться кровью и питаться её органами, а сердце с особым рецептом приготовлю и угощу Элроя. Вот просто так. Потому что такая я – жестокая и беспощадная.

И это совершенно меня не пугало.

Кабинет тощей медсестры, сидящей за столом, встретил меня треском ламп, снежным видом из окна и запахом таблеток. Поморщившись от неизвестно чего, я последовала за учителем и села перед столом. Мужчина что-то шепнул на ухо работницы и, кинув на меня напряжённый взгляд, быстро вышел за дверь. Не понимая, зачем меня сюда привели, я внимательно наблюдала за медсестрой, которая медленно встала и скрылась в соседней маленькой комнате.

Раз, два, три – и она вышла со шприцем в руках. Такой знакомый и эта жидкость…

Я мгновенно замерла. Стены вдруг показались неимоверно близко ко мне находящимися, воздуха не хватало, перед глазами пошла рябь.

Точно. Директриса же говорила про это…

Вот только я слишком поздно об этом вспомнила.

– Откуда…?

– Нам специально доставляют, потому что такое распоряжение. Это законно, – совершенно безразлично сказала медсестра, словно сама находилась под действием «сыворотки равнодушия».

Хотелось бежать. И как можно скорей.

Хотелось покинуть это белое помещение. Быстро. Так быстро, будто меня здесь и не было.

Хотелось закрыть уши и ничего не слушать. Не слышать. Не видеть.

Хотелось выкинуть образ Ричелл из головы, этот стеклянный взгляд…

Но как же хотелось самой это попробовать. Так интересно узнать. А вдруг… поможет?

– Зачем, если всех нас всё равно ждёт смерть? – проронила я, заторможено следя за движениями медсестры.

– А все мы надеемся на жизнь, не так ли? – она взяла мою руку и закатала рукав свитера. – Теперь чувства прокляты, опасны, неинтересны. Они запрещены в нашем мире. От них нужно избавиться. Просто взять… и стереть.

– Как огонь сотрёт нас с лица земли… – совсем тихо прошептала я себе под нос, слегка поморщившись от холода иглы, входящей в кожу.

Секунда – и во мне всё умерло.

Я хочу, чтобы человек молчал, когда он перестает чувствовать.

Андре Бретон

Пустота.

Кто-нибудь вообще когда-нибудь задумывался, что по-настоящему означала «пустота» внутри человека? Может, это означало, что он разучился чувствовать? Перестал улыбаться и не хотел больше просыпаться?