– У нас есть новые подозреваемые по делу о стрельбе в квартире, – довольно сообщил Максим.
Н-да. Худшей новости следователю сейчас не могли принести.
– И кто же это? Неизвестные?
– Уже известные. Махмуд Ерматов, брат подстреленной, и Эсон Рахматуллоев, который планировал породниться с семьёй Ерматовых.
– Мотивы?
– Феодально-байские. Зульфия Ерматова сбежала от родителей, которые уже составили список из пятисот гостей на будущую свадьбу. И не просто сбежала, а чтобы сожительствовать с нашим юным актёром. Он родом из её же города, перебрался в наш театр после разгрома тамошней богемной тусовки. Есть мнение, что за позор , доставленный семье, девушка едва не заплатила жизнью.
– И что сейчас из этого вытекает?
– Думаю, обоих абреков мы возьмём в течение двух-трёх часов. Так что тебе придётся их расколоть. Но с этим ты легко справишься.
– Слушай, они же иностранцы! Будут требовать консула или ещё кого…
– Если ты им ничего не скажешь, то не будут требовать. Они все в таких тонкостях полные дебилы. А тебе первый раз, можно подумать?
– Ну… Понятно. Ты уверен, что вы их возьмёте?
– Никаких сомнений. Эти южане прятаться не умеют – они слишком гордые для такого.
– Ясно… Погоди. Ты сказал «девушка едва не заплатила жизнью»? Она всё ещё жива?
– А то. Больше скажу – она недавно пришла в себя и заявила, что в неё стрелял человек высокого роста. А Махмуд, её брат, действительно долговязый тип. В отличие от того мальчишки из театра, которого ты сейчас прессуешь. Он ещё не сознался в убийстве Игоря Талькова?
– Почти, – проворчал Телегин. Он был разозлён, хотя чему удивляться: оперативники часто приносят плохие вести не по одной штуке, а пачками.
…Но до семи часов вечера никаких «абреков» в разработку так и не доставили. Следователь чувствовал себя усталым, разбитым и весьма недовольным. Ему вдруг стало на всё наплевать, и он не стал настаивать на переводе Дениса из одиночной камеры в общую, где Тилляеву безусловно пришлось бы весьма и весьма тяжко. Несмотря на «ранний» час, Телегин направился домой, оставив молодого актёра в покое, но и в тревоге.
В тот же час в театре работа шла полным ходом, несмотря на отменённый спектакль. Во-первых, Атаманова потребовала «прогнать» завтрашний утренник в гриме и костюмах. Во-вторых, у неё в кабинете закрылись сразу пять человек, чтобы обсудить план действий. Трое в один голос назвали его авантюрой, но в итоге согласились, что иного выхода может и не быть.
Ибо полковник Вахрушев сообщил Атамановой, что Эсон Рахматуллоев только что упорхнул в свою страну, пройдя паспортный контроль в аэропорту Нижнеманска. Его друга Махмуда почему-то не оказалось с ним вместе на том же рейсе. Очевидно, вопреки прогнозу Черенкова, южане решили замести следы и отправиться восвояси порознь. Впрочем, Рахматуллоев интересовал следствие значительно меньше, чем Ерматов. Хотя бы потому что не вышел ростом. Брат Зульфии становился подозреваемым номер два, но найти его пока не удалось.
* * *
– Книперсон Ирина Абрамовна, – пробормотал охранник, взяв паспорт и удостоверение худенькой женщины средних лет, которая заметно хромала и была вынуждена опираться на лакированную бамбуковую трость.
– Меня направили для ознакомления с делом задержанного Дениса Тилляева, – произнесла женщина. – Теперь мне необходимо увидеть самого фигуранта.
– Делом занимается следователь Телегин Дмитрий Александрович, – сказал охранник, возвращая документы адвокатессе . – Без его санкции я не могу вас допустить к Тилляеву.
– Можете, – чуть улыбнулась женщина. – Вот разрешение, подписанное прокурором города.
– Это меняет дело, – произнёс охранник. – Будьте так добры, предъявите вашу сумочку и трость для досмотра.
При проходе через рамку зловеще загудел зуммер. Охранник провёл ручным детектором вдоль тела женщины и остановился на уровне её талии.
– Ремень, – произнесла адвокатесса , подняв полы пиджака и показав кожаный пояс, весь в мелком металлическом орнаменте. Поскольку более ничего подозрительного на женщине не обнаружили, через пару минут Ирина Книперсон, постукивая тростью по бетонному полу, прошла за решётчатую дверь СИЗО и направилась в помещение, предназначенное для встреч с арестованными. Спустя пять минут охранник ввёл в комнату угрюмого Дениса со скованными руками.
– Мне нужно поговорить наедине с моим подзащитным, – заявила адвокатесса , снимая плащ.
Охранник пожал плечами и пристегнул третье звено наручников к ножке стального стола, привинченного к полу. Затем молча удалился.
– Тилляев, у нас очень мало времени, – заговорила Книперсон вдруг резко изменившимся голосом.
Денис вскинул взгляд на незнакомую женщину. Присмотрелся, пытаясь понять, где он уже видел этот овал лица, точёную шею, узкие плечи… И ахнул:
– Откуда ты…
– Помолчи, – произнесла женщина. – Времени у нас всего несколько минут. Я принесла все ключи от наручников, которые мы смогли найти в реквизитах всех театров города, так что молись, чтобы хотя бы один из них подошёл…
С этими словами «адвокатесса » поднялась и начала выдёргивать из кожаного поясного ремня с заклёпками небольшие ключи. Затем присела на корточки возле Дениса, сидевшего на металлическом стуле, и принялась перебирать принесённые контрабандой предметы. Неизвестно, молился ли в этот момент Тилляев, но один из ключей сухо щёлкнул, и ручные кандалы упали на пол.
– Так, четверть дела сделана, – пробормотала женщина. – Дениска, ты поистине рождён под счастливой звездой.
– Что мы будем делать? – спросил Денис.
– Мы будем вытаскивать тебя отсюда, – произнесла «адвокатесса », начав расстёгивать пуговицы на чёрном пиджаке из тонкой ткани.
Тилляев с удивлением обратил внимание, что под одним пиджаком на женщине надет точно такой же.
– Раздевайся, – сказала она. – Второй комплект адвокатского костюма на мне полностью. Включая, чёрт возьми, даже бронированный лифчик. Плащ наденешь. Туфли тоже. Всё равно не могу в них ходить – они на три размера больше моего…
Женщина выдернула рукоятку из трости, оказавшейся полой, и вытянула наружу чёрный парик из натурального волоса. Потом открыла косметичку, велела Денису подставить лицо и сидеть спокойно.
– Теперь ты будешь Ириной Книперсон, – произнесла она. – Тебе сорок один год, голос обычный, лёгкий одесский акцент в наличии.
– Понятно, – сказал Денис, искусно меняя голос на женский. – Я – Ирина Книперсон, мне сорок один год.
– Умница, – улыбнулась «адвокатесса », быстрыми и опытными движениями накладывая на Дениса заготовленный грим. – Отсутствие гримёров в штате научило нас многим нужным вещам… Ещё года два назад я совершенно не умела гримировать – ни себя, ни других.