Зимопись. Книга вторая. Как я был волком - читать онлайн книгу. Автор: Петр Ингвин cтр.№ 72

Первыми пошли волки. Поднялся невообразимый лай. Ржали лошади. Разбежавшиеся по спящей деревне звери бросались на запертые двери и на узкие щели окон, куда все равно не протиснулись бы.

Пока волки отвлекали, кидаясь, лая и отгоняя людей в глубину строений, человолки пошли на штурм двух жилищ в разных концах деревни. Под ударами плеч двери вылетели, и самые боевые особи ворвались внутрь. Несколько дозорных и новички вроде нас остались на прикрытии. Внутри шла настоящая битва. Вскрики пробивались даже сквозь несусветный лай, детский ор и плач заполняли редкие паузы.

Первым с добычей вылетел вожак. В руках исходил ревом крохотный малыш. Еще семеро с детьми и пятеро с человеческими трупами разного возраста и пола выскочили из затихших домов. С опозданием, но пришло понимание, почему выбраны именно эти жилища: около них сушилось наибольшее количество детской одежды.

Вожак рыкнул сигнал отхода. Ношу – кроме живых детей – передали нам, не участвовавшим в сражении. Боевая группа, освободив руки, еще раз сунулась в человеческое жилье, как выяснилось – за съестными припасами.

Непонятно откуда, словно с крыши свалился, на напарницу вожака налетел человек. Мелькнули вилы, деревянные острия пропороли главную самку стаи насквозь. Она только всхрапнула кровью и опала наземь. Четыре рваные дыры зияли в груди.

На человека бросился вожак. Мужчина тоже был силен и громаден, но не столь быстр. Он не успел обернуться. В могучем прыжке вожак оседлал его ногами, бедра крепко сжали шею, а руки – голову противника, прижав к курчавому животу. Корпус человолка резко выкрутился ногами в одну сторону, руками в другую. Как говорится, если вам мешает храп мужа, поверните его голову вбок до щелчка.

Человек умер мгновенно. Разнесся страшный рычащий вой, обезумевший вожак принялся громить хибару. Деревянная мебель разлеталась в щепки, стены трещали, раскачивались, крыша с соломенным покрытием не выдержала и обрушилась.

Труп человека утащили. Вожак бережно взвалил на себя подругу.

Налет завершился. Люди из других домов даже не видели, кто убил их соседей. Из домов никто не выходил. Если б не последние разрушения, то, наверное, все свалили бы на волков. Но теперь есть о чем подумать.

Объединенная стая спешно отступала, унося добычу. Вожак нес подругу. За время пути он не проронил ни рыка, ни грыка. Стая перестала для него существовать. Перестало существовать все. Но не перестало для остальных. Самцы активизировались. Если вожак тронется умом или совершит какую-то ошибку…

Не совершил. Десятки пар невозможно разных глаз со столь же разным чувством следили, как огромный самец с нежностью донес убитую до мест проживания волчьей стаи и уложил наземь окровавленное тело. Губы совсем по-человечески коснулись лба убитой, пропоротых груди и живота. Щека потерлась о щеку, а плечи содрогнулись в неслышном плаче.

Волки и человолки ждали. Под молчаливое сопенье собратьев вожак постоял над похолодевшим трупом, затем решительно поднялся и рыкнул отход.

Стая хмуро двинулась домой. Труп подруги остался у волков. Я примерно представлял, как с ней обойдутся.

Не мое дело. Я тоже тащил часть трупа. Добычу две стаи поделили, но всех детей забрала наша – для частичного восполнения поголовья, как я догадывался. Все немясное из провизии тоже досталось нам.

Возвращение вышло траурным. Шли, не разбирая дороги. Новые дети вопили, их раздали самкам для кормежки и воспитания. Метод кнута и пряника, то бишь тумака и титьки, срабатывал не со всеми. Вожак злился, слыша истерический плач, но смирялся. Это будущее стаи. Новые бойцы, новая кровь. Кто не заботится о будущем, у того нет будущего.

Накрапывал мелкий дождик. Трава, почва и камни, по которым мы передвигались, неприятно влажнели. Ногам было привычно, а ладони пачкались и скользили. Попеременно меняя руки, прижимавшие мясо, я вытирал их о траву. Это уменьшало скорость, на меня зло рычали. Ребрам или идеально выпяченной для подобного заднице доставалось от подгонявших самцов, знавших, что они сильнее меня физически. Эти удары мной воспринимались как должное, «каждый знай свое место». На большее я не тянул, а если вдруг потянул бы – зачем связываться ради привилегии ударить слабого? Вернее, того, кто признал себя слабее. У меня другие приоритеты. Хотя я уже не тот хлипкий мальчик, которого принимали за девочку. Худое тело стало поджарым, жилистым, гнулось во все стороны. Ступни огрубели, плечи раздались, взор посерьезнел. Четко прорисовался кадык. Голос ломался, то и дело уходя в низкий регистр. Приходилось заново учиться им пользоваться. По росту я намного перегнал Тому. Рука легко переламывала небольшое деревце. Желудок переваривал все, что попадало внутрь, а это немало. Отказывался он только от деликатесов человолчьего меню вроде мяса и крови. Лучше поголодать. А при такой добыче, как сегодня, веганы переставали казаться чудиками, я стал понимать их мотивы.

Моросить перестало. Едва мы обрадовались, дождь издевательски хмыкнул и прекратил притворяться, ливануло как из ведра. Теперь каждый шаг давался с трудом. Единственная задействованная рука срывалась, соскальзывала, утопала в превратившейся в месиво почве, лицо тыкалось в грязь. Ноги едва вытаскивались, проваливаясь под собственным весом. Иногда подгибались. Я полз на коленях. Локти тоже периодически подламывались, бросая тело на мокрую поверхность. Хорошо, если не на камень. Ладони, локти и колени сочились кровью. Представляю, каково Томе, с такими же неимоверными усилиями продвигавшейся рядом. Под ней чавкала дождевая жижа, отбирая последние силы. Смотрик придвинулся к Томе, предложив плечо. Коренному обитателю стаи, ему, казалось, все было нипочем. Тома с благодарностью оперлась. Но быстро идти они не могли, и чей-то рык положил конец джентльменскому поступку парня.

Отягощенная пищей и детьми, которые отныне стали детенышами, стая двигалась весь день. Добравшись, наконец, до родной пещеры, откуда еще не выветрился запах захватчиков, человолки без сил рухнули по своим местам. Здесь было тепло. А поскольку тепло… Не допроситесь. Опередив благодарно настроенную Тому, я рыкнул Смотрику на его угол. Пусть учится отделять блажь от благотворительности.

Утром вожак не поднял стаю. Он спал. Или делал вид, что спит. Ему не было дела ни до всех нас, ни до еды. Остальные ходили вокруг сложенного мяса, дышали его запахом, бестолково давились слюной.

Мы с Томой употребили появившееся время на отмывание в подземном ручье. Пот, грязь, въевшиеся потеки крови. Я больше напирал на тело, Тома беспокоилась за голову: две неутомимые пятерни промывали волосы, драили песком, расчесывали и снова мыли. Далее по кругу и до бесконечности.

Пока Тома стояла на коленях у низкого русла ручья, я, быстро помывшись, охранял подходы. Лучше проблемы предотвратить, чем потом решать. Плавали, знаем.

Вожак пришел в себя к обеду. Бугрящиеся конечности медленно приподняли тело. Зубы-клыки вонзились в никем не тронутое мясо. Некоторое время доносился лишь громкий чавк, перемежавшийся не менее громким кваканьем всеобщего сглатывания. Потом перепало остальным. К вечеру стая спустилась к ближайшему лесу за кореньями. Для нас с Томой это было счастьем.