Зимопись. Книга вторая. Как я был волком - читать онлайн книгу. Автор: Петр Ингвин cтр.№ 17

Тома остановилась. Ничего не имея против собственного кавалера, она почему-то невзлюбила мою ухажерку. Между Пиявкой и крупным самцом, презрительно повернувшимся к той задом, оставалось место для одного. Для двоих – только в обнимку.

– Ложись, – горячо продышала в ухо Тома. – Я потом втиснусь.

Пожалев ее чувства (ну и дурак, она мои не жалеет), я опустился ближе к самцу, которого нарек Жлобом. Томе осталось прижаться ко мне сзади… но с недовольным рыком Жлоб вдруг откинул меня локтем. По ощущениям локоть оказался железным. Из груди у меня вырвался стон, тело ненадолго обрело невесомость и обрушилось на Пиявку. Ждавшая совсем другого, она взвизгнула, заваливаясь на скорчившегося совсем юного человолчонка, который закрепился на самом краю обрыва вместе с братцем. Их едва не сбросило вниз. Юнец вцепился в мягкие ткани нежданной добычи, но, получив оплеуху, с плачем отшатнулся. Жлоб обернулся назад и опрокинул Тому на освободившееся место, тем решив проблему и снова отвернувшись. Пиявка приглашающе разостлалась подо мной, восторженно скалясь.

Дурдом. Я поднялся с упорно цеплявшегося и не желавшего отпускать тела. Пришлось ударить его по рукам-лапам. Невдалеке встал Смотрик, следивший за нашими перипетиями.

– Ррр! – Указав на свое место, он запрыгнул на острый неудобный камень и сел, привалившись к холодной скале. Типа, я отдохнул, теперь давай ты.

Спасибо, конечно.

– Рр! – поблагодарил я, добравшись до места.

Однажды сделанное добро вернулось. Приятно.

Отдыхали мы минут десять. Вожак решил, что достаточно, гортанный рев возвестил продолжение похода.

Расслабившиеся мышцы вновь заныли от усилий, к старым ссадинам на ладонях прибавились новые. Теперь стаю вели по диагонали вниз. Цель, как мне кажется, определилась: грязная лужа между скал. Почва, залитая капающей с камней водой, была похожа на лечебную грязь – такая же плотно-маслянистая и вонючая. Вожак ввел стаю прямо в лужу.

– Ррр! – скомандовал он.

Тома непонимающе глядела на меня.

– Будет охота на волков, – шепнул я.

На моем счету было пять охот. Ни одной личной добычи, зато ни одного ранения. Можно гордиться. Не всем так везло.

Человолки зачерпывали грязь и вымазывали друг друга с ног до головы. Каждый каждого, строго следя, чтобы не осталось ни кусочка свободной кожи. В несколько слоев. Руки, ноги, спины, животы. Волосы, лица, подмышки, промежности. Ничего не пропускали. Зазевавшейся или хотевшей что-то спросить Томе услужливо втертая кем-то грязь попала в рот. Она шумно отплевывалась.

Меня заботливо охаживала Пиявка. Лизать она в такой ситуации не могла и компенсировала тактильными ощущениями: зачерпнув полную ладонь, втирала отвратную жижу мне в спину, как при массаже выделяя каждый позвонок, каждое ребрышко, каждую выпуклость лопатки. Втерла целое море в макушку и затылок, затем почти любовно заляпала мне уши, провела ладонью по лицу. Я едва успел закрыть глаза.

Почему она избрала меня? Мелкого, неопытного, безрангового. Восхищается безрассудной отвагой, с которой я защищаю Тому от всех, невзирая на их силу и положение? Чувствует некий потенциал? Хваленая женская интуиция, помноженная на звериную? Хорошо, если так.

Чужие руки довольно приятно «мылили» мне жидкой грязью заушные впадины, задранную вверх шею, подбородок, ключицы.

– Мррр… – говорила Пиявка.

Волки гавкают, а не мурлычут! – хотел сказать я… но подставленная горстью ладонь угодила в раздвоение ног. Подобрались и ощетинились сжавшимся вельветом мешковатые шарики.

– Я сам! Тьфу, рррр!

Оттолкнув самку, я испуганно оглянулся на Тому. Ей было не до меня. Возле нее столь же деятельно вертелся Смотрик. Ну, кто бы сомневался. Его руки старательно натирали ее выставленную вверх спинку, а ее рука…

«Вместе с одеждой женщина совлекает с себя и стыд», – сказал какой-то древний грек. За пару тысячелетий ничего не изменилось.

Полюбить, говорит народная мудрость, можно и козла. Но можно ли продолжать любить козла?

Смотришь на иного: ну и козел… Ну, в натуре, козел. Без базара. И как только ухитрился умницу-красавицу на свой скотный двор привести, чем завлечь. И такие домыслы начинают плодиться, такие слухи родятся… Все странной паре скорое расставание пророчат, нередко с кровавым мордобитием. Вплоть до смертельного исхода. А пройдет время, поглядят люди на сладкую парочку лет через дцать… Боже, они же на одно лицо! Одни слова, одни мысли, одни реакции на чрезвычайные ситуации. Даже выражение лиц становится одинаковым. И он вроде бы теперь не совсем козел… И она – козочка еще та, такая же умница и красавица, только с козлятами… Что произошло? Кто помог? Любовь?

Жизнь сложна и непонятна, никто не знает, откуда что берется и как работает. Как сводятся нити судьбы, кто тянет за кончики и зачем. Неужели Томе настолько нравится Смотрик? С моей точки зрения – козел козлом, к тому же молодой, неотесанный, да еще беспородный. Ладно бы человек был хороший, как я пошутил однажды. Но он вообще животное!

– Тома! Со Смотриком – ты серьезно? – не выдержал я, когда превратившаяся в коричневых чертей стая двинулась дальше. – Он же не человек! Его нельзя любить по-настоящему, с ним не создашь семью…

– Что ответил Горинский Калиостро на утверждение, что любовь – божественное чувство? – оборвала Тома, отпихнув грязной мордочкой и ответно приникнув к уху. – Он ухмыльнулся: «Огонь тоже считался божественным, пока Прометей не украл его. Теперь мы кипятим на нем воду».

– К чему это ты?

– Любовь и семья перестали быть божественными. Все меньше душевного трепета, безумных неожиданностей… и даже телесного восторга.

– Тебе не нравились порядки царисс. Теперь защищаешь нравы человолков?

– Нисколечки. Я защищаю свое право на удовольствие.

– Любое право надо заслужить. Право предполагает обязанности. Твоя первая обязанность – оставаться человеком.

– Зануда и педант. Вредный, противный. И за что я тебя терплю?

– Заботливый, обстоятельный, обязательный.

– Ну, если только так. А я какая?

– Красивая, умная, самоотверженная.

– Рррррр! – зарычали на нас сбоку, что-то заподозрив в подозрительных трениях ушей с губами.

Тома вспорхнула на ближайшую скалу так, будто крылья прорезались.

Перед тем как одолеть последние километры, вожак заставил всех пожевать вонючую траву, перебившую даже запах грязи. Затем он долго принюхивался. Направление ветра определило дальнейший путь.

Передвижение человолков в «камуфляже» выглядело скатывавшейся горной лавиной при отключенном звуке. По камням неслышно скользили тела, имевшие тот же цвет. Все выделявшееся исчезло. Темные и светлые волосы превратились в одинаковые клубки змей или червей. Груди ослепли. Коричневые, красные, розовые участки, что ранее хоть как-то раскрашивали кожу, скрылись под маскирующей пеленой. Не стало веснушек, родинок, болячек и шрамов, лишь морды периодически вспыхивали цветовым безумием: на пятнистом мокро-черном и подсушенно-сером фонах при улыбке отворялись алые жерла, обрамленные щербато-белым. Светились жизнью и смертью глаза, блестящие в черных провалах.