Три цветка и две ели. Первый том - читать онлайн книгу. Автор: Рина Оре cтр.№ 31

– Ну… я парень простой и скромной… Но так хочу горшочак золоту! Хоть натрогаться яга и наобжиматься с им, – мечтательно прошептал он. – И сказать: «Моёйнае золоту!».

– Лорко, может, ты гном? – задумался Рагнер.

Те, кто их понял, рассмеялись.

– Нет, ну правда: мелкий, лихой, везучий! И горшок золота тебе подавай!

– Я Лорко, – гордо заявил тот. – Бог ловкостей и обману. А у его былся и горшочак золоту, и Златовлавка тожа была. Златовласка у меня ужа имеатся, – улыбаясь, глянул он на Марили за дубовым столом. – Кстать, Рагнер, – понизил Лорко голос, – а дча тама за дика краса, а? Рыжа́я и зленоглазья, эка дракона, да?

– Вот, бабуля, жених из Лорко – ни к черту, – строго смотрел на рыжеватого парня Рагнер. – Его песнями не обольщайся: он их всем подряд поет.

– Не порть мне хоть этот вечер, Рагнер, – ответила королева. – Цыпленок старую курицу учить собрался!

– Коль я и видю здеся стару куряцу, – подал голос Лорко, – то тока тама, – указал он на Хильдебранта Хамтвира, носившего красный шаперон с петушиным гребнем, ведь знаком Хамтвиров был красный бойцовый петух. За дерзость Лорко заслужил очередную улыбку с больших губ королевы Маргрэты.

Меж тем Маргарита, являясь спутницей Аргуса, должна была за ним ухаживать. Тарелки, разумеется, у них были раздельные, но ей надо было выбирать для Аргуса лучшие куски и следить, чтобы его тарелка не пустела. Она, тихонько вздыхая, потянулась к миске с толстыми личинками и, зачерпнув их большой ложкой, положила «яство» Аргусу на тарелку. Тот загадочно улыбался своими полными, чувственными губами.

– Сэбя угозщадь не жэладь? Эдо вкусдно.

– Нет… Не могу… – честно сказала она. – Вчера я каких-то змей кушала, но черви – это уже слишком!

– Эдо нэ дчэрвь, – шире улыбнулся он и положил на ее тарелку одного червя. – Эдо хлэб. Пробуй. Пробуй, – почти приказал он. – Вкусдно.

Кроме ложек, вместо двух кинжальчиков, лодэтчане вкушали при помощи трех коротких ножей: один был прямым и с резьбой на конце, второй – с загнутым вниз концом и третий – с загнутым вверх концом. Подливы они промокали хлебом, как и орензчане. Маргарита разрезала «личинку» и, не без труда нацепив кусочек на нож, положила его в рот. Другой рукой она взяла на всякий случай салфетку, чтобы выплюнуть подозрительное яство, но червь, действительно, оказался вареным хлебом, да еще и безумно вкусным.

– Правда очень лакомо, – улыбнулась она Аргусу. – Лодэния не перестает меня удивлять.

Он тоже улыбался и смотрел на нее темными, томными глазами, немного помутневшими из-за испитого ранее с Рагнером куренного вина.

– Будто в Орэнзэ, – сказал он, глядя, как она кушает, неумело управляясь с «личинками» ножом. – Тъы внёвь вправё от мэня за зтол.

Маргарита ничего ему не ответила, лишь опять улыбнулась.

Напоследок, с началом часа Целомудрия, в Лодэнии пили из чаш похлебку – перетертую жидкую кашицу из овощей: горячую зимой и холодную летом. Горшок с ней ставили на столешницу буфета в обеденной. Вчера прислужники налили похлебку для орензчан в бокалы и любезно принесли их в Большую гостиную, но «чужеземцы-варвары» отказались от того, что пахло чесноком. Одна Маргарита, носившая в чреве дитя, уже проголодалась и с удовольствием испила «чесночной каши». Кстати, лук, чеснок, хрен и редьку в Лодэнии кушали даже изнеженные аристократки. Только капусту богачи здесь тоже презирали, ведь бедняки ее ели круглый год.

После обеда хозяева Рюдгксгафца повели гостей в уборные. Одни дамы пошли в помещение у часовни, другие в свои покои, а мужчины направились из проходной залы в соседнее с дворцом здание (то, что было с тремя сводчатыми проходами в парк), поднялись на второй этаж – там был длинный коридор, а в его конце – дверь в мужскую уборную.

Смотритель замка Линдсп Вохнесог остался следить за приборкой в обеденной, но успел шепнуть Эгонну Гельдору:

– Сегодня, в семь и две триады часа, у задней калитки.

Белокурый красавец кивнул и направился вслед за Рагнером. Он с ненавистью смотрел на его широкую черную спину и думал, что во что бы то ни стало соблазнит Мирану: во-первых, красавицу он страстно желал, во-вторых, страстно желал как-нибудь посильнее задеть Рагнера, если не унизить. Кары Эгонн Гельдор ничуть не боялся, ведь приходился королю братом по жене, а Рагнер всего лишь был его племянником, хоть и кровным. Охранителей опять же можно было нанять, даже охранителей с ружьями. Вот только соблазнение Мираны не казалось Эгонну полноценной местью – к ней его и так влекло.

Зато, спустившись в Большую гостиную, Эгонн увидел там супругу Рагнера – по-детски юную, субтильную, невзрачную Хильде. В полном одиночестве она стояла у витражного окна и печально смотрела на море. Идея, как отомстить Рагнеру, осенила Эгонна молниеносно.

– Герцогиня Раннор, – подошел к ней граф и вкрадчиво заговорил: – Дама Хильде, прошу покорно выслушать меня, ведь я ждал возможности поговорить с вами весь вечер… Зачем еще я терпел бесконечные грубости от вашего супруга, а сразу же не покинул этот дом? Всё ради надежды… на подобный миг.

– Надежды?.. – недоумевала кроткая, тихая Хильде и розовела под горячим синеоким взглядом.

– Вы сочтете это дерзостью… Но я дерзну и признаюсь. С тех самых пор, как я увидел вас на вашем венчании, то потерял покой! И хожу в этот дом по глупым поводам ради вас – добрая, набожная, безупречная дама Хильде.

– Я?.. – глуповато уставилась Хильде на Эгонна.

– Какая же это мука, если бы вы знали: видеть, что супруг вас ничуть не ценит. Смотреть, как он позорит вас, вашу и нашу семью, покидая свадебный стол, как возвращается с… какой-то чужеземкой, как попирает приличия – как срамит вас! Смотреть и быть не в силах что-либо сделать: у него все права на такое сокровище, как вы, дама Хильде, а я… Ах, как же вы прекрасны. Особенно ваши жгучие очи… что прожигают мое сердце насквозь.

– Мои очи?.. – оторопев и смущаясь, потрогала свои веки Хильде.

– Ох, если бы я мог, то немедля, в тот же миг, пал пред вами на колени, предложил бы вам руку и сердце – всё бы предложил ради вашей руки, – всё, чтобы однажды назвать вас «моя Хильде»… Быть… нет, не господином быть вам, а вашим слугой! Нет – рабом!

– Моим рабом? – ярче зарделись щеки Хильде.

– Но я могу лишь мечтать о подобном рабстве! Никогда я не признался бы вам в своих преступных чувствах, но сил уж нет! Сколько я еще могу терпеть унижения в этом доме и видеть ваши? В смирении я молю о встречах. О, не подумайте дурного: лишь бы видеть вас где-то еще… Мы бы беседовали… О большем я и не мечтаю!

Хильде молчала, краснея и смущенно отводя к окну свои глаза-угольки. Пару минут назад она твердо решила, что утопится в море, раз никому не нужна и никто ее не любит: ни муж, ни семья. Признание в любви от синеокого, прекрасного, как солнечный Феб, Эгонна Гельдора пролилось на ее сердце целительным эликсиром, но что делать и что отвечать она не понимала.