Глава XVII
Лодэтский Дьявол входит в Элладанн, а палачи умирают
В Книге Гордости, в жизнеописании святого мученика Эллы́, можно было прочесть о его встрече с Олфобором Железным – антоланец, пришедший с разбоем на юг Орензы, познакомившись с благочестивым аристократом, сам переменился. Граф Элла Лиисемннак вызвал того на поединок, и в сражении на мечах одолел Олфобора Железного, но не убил его: потребовал как плату за проигрыш остановить кровопролитие и беззаконие, в награду же добровольно передал родовые земли пришлому горцу, а сам удалился в монастырь. Олфобор Железный, пораженный поступками праведника и его речами, отрекся от язычества, стал ревностным меридианцем и правителем нового герцогства. Вместо разрушенного им храма, он повелел построить новый, еще краше, чем прежний; городок Даори после гибели мученика получил название Элладанн, герцогство, в знак почести, имя «Лиисем», статуя с костями Святого Эллы обрела дом в храме Благодарения. О причине чудесной перемены, случившейся с самим графом Лиисемннаком, некогда рыцарем и, как все люди, грешником, «Книга Гордости» гласила: «Еще в юном возрасте сей муж столкнулся с дьявольской силою, воочию увидел демона, как иной видит живого человека, и понял, что тьма властвует среди нас и побеждает, ибо, лукаво принимая светлые образы, туманит нам разум божественными идеями свободы, равенства и справедливости, какие возможны лишь в Небесном Элизии, на самом деле ввергая людей в распущенность, богохульство и себялюбие».
Мученики веры добровольно принимали смерть на кресте в Возрождение, когда заканчивался високосный год – всего за цикл лет такой чести удостаивались восемь человек. В Великое Возрождение, при смене цикла лет, умирал сам Божий Сын. Косые кресты мучеников, сложенные вместе с крестом Божьего сына, символизировали меридианскую звезду, соединение святости Бога и праведности человека – так и рожалась бесконечность этого мира, так не наступал Конец Света.
Восходили мученики на крест с началом сорок шестого дня Любви, с началом Судного Дня, и, привязанные к распятию, умирали от удушья, от невозможности подтянуться на руках и выдохнуть воздух из сдавленной грудной клетки – как правило, суток для наступления смерти хватало, редко кто страдал дольше. Святой Элла прожил почти трое суток, корчась в муках всё это время, – с тех пор его статуя помогала тем несчастным, тела которых выжигало изнутри столь сильным огнем, что даже их руки и ноги, будто обугливаясь, чернели. Эту жуткую хворь называли «огневица», а насылали ее ведьмы и демоны на целые поселения, города или королевства. Свирепствовала огневица и в Бренноданне незадолго до рождения Маргариты – именно поэтому ее родители на то время перебрались к Идерданну, в земли под покровительством Святой Майрты. Эта мученица помогала от всех хворей, но только женщинам, тогда как к монастырю вблизи Элладанна стекались уже заболевшие мужчины, чтобы принести дар статуе Святого Эллы и попросить через нее у Бога исцеления. По милости Создателя они выздоравливали, правда, если почерневшие части тел, источавшие смрад, им вовремя отрезали хирурги. В самом Лиисеме отродясь не было огневицы, в отличие от севера Орензы, – и всё благодаря заступничеству Святого Эллы.
Появились мученики с началом второго меридианского века, с двадцатого года, четвертого цикла лет, когда вера распространилась в Санделию и Лиисем, поэтому в здешних землях было так много чудотворных статуй – из двухсот восьмидесяти четырех мучеников веры девятнадцать приходилось на юг Орензы. В двух днях езды от Элладанна, в северо-восточной стороне, в монастыре Святого Вере́ля, хранилась чудотворная статуя, помогавшая тем, у кого скрючивало спину и ломило кости; статуя Святого Ми́тте из городка на западе от Элладанна предупреждала глазные болезни, статуя Святого Фо́ля из города у свинцово-серебряного рудника, из Фольданна, славилась тем, что исцеляла кашель, статуя Святого Нона́на из Нонанданна лечила разные мужские болезни, о каких не говорили вслух. Вот только ни одна статуя не излечивала «змеиную болезнь» или проказу, какой меридейцы боялись больше прочих недугов, даже чумы или огневицы. Заболевшие проказой, проклятые Богом, считались мертвыми для своих родных – их имена заживо хоронили, сами они никогда не покидали стен уединенных монастырей, где пытались отмолить свои грехи.
«За войной следует мор», – так писали летописцы Меридеи. «Среди войска идет Жнец, а за войском плетется Смерть-старуха и уносит выживших, сбирает их, словно на поле колоски», – утверждали и старожилы, вспоминая прошлые войны. Маргарите казалось, что мор уже пришел в Элладанн: когда сонмище ладикэйцев в синих накидках окружило город, улица Каштанов совсем обезлюдела: соседние дома выглядели мертвыми, смотрели темными, неосвещенными окнами.
В день юпитера Ортлиб Совиннак не пришел из Северной крепости ночевать домой. Вечером дня венеры, во второй день ультиматума, в доме из желтого кирпича ожидали появления Огю Шотно. Тот забирал за двойные замковые стены всех женщин из родни приятеля, да вот он не мог взять Маргариту – о ее появлении вблизи герцога Альдриана не могло быть и речи. С Маргаритой, вопреки отговорам, решила остаться Тини. Ортлиб Совиннак обязал Идера заботиться о своей супруге, значит, охранять и прислужницу. Влюбленная в Идера девушка заранее готовилась к любым испытаниям рядом с высоким, благообразным сыном бывшего градоначальника и мечтала, что совсем скоро – тридцать седьмого дня, в день ее рождения, получит предложение руки и сердца.
После полудня дня венеры, тридцать пятого дня Смирения, на улице Каштанов нежданно возник гнедой рысак с лоснящимися боками. Вскоре Гиор Себесро, одетый в кольчугу и желто-красный нарамник, вошел на крыльцо двухэтажного дома из желтого кирпича и позвонил в дверной колокольчик. Енриити весело сбежала вниз, чтобы впустить его, – да обомлела: этому продавцу сукна и платья облачение воина подходило как никакое иное. Но радость Енриити быстро сменилась разочарованием: Гиор хотел поговорить только с госпожой Совиннак и только наедине.
Маргарита вышла из кухни в гостиную и остановилась у лестницы, в то время как Енриити, оглядываясь и поджимая губки, уходила на второй этаж. Отдельной передней, как и обеденной, в доме не было – лестница, начинаясь от порога, переходила в балкончик, а тот, минуя спальни Енриити и Дианы Монаро, упирался в двери хозяйской спальни. Из-за этого потолок в гостиной получался очень высоким, и комнатка выглядела подобием парадной залы.
– Вы, должно быть, тревожитесь о сестре, матери и племяннике, господин Себесро? – спросила Маргарита. – Господин Шотно обещал, что все найдут прибежище.
Гиор, ничего не отвечая, прошел вглубь комнаты и встал недалеко от того окна, где недавно так странно смотрел на Маргариту.
– Прошу, подойдите, – тихо попросил он. – Это не должны услышать.
Маргарита, оглянувшись на лестницу, подступила к нему. Он же сделал еще один шаг навстречу ей и оказался совсем близко.
– Выслушайте, – взволнованно прошептал Гиор. – Мы уходим из Элладанна. Уходим, – повторил он в округлившиеся зеленые глаза. – Войско покидает город. Уходим ночью из Южной крепости, чтобы никто не догадался: ни противник, ни горожане. Я тревожусь о вас, госпожа Совиннак: вы не будете внутри замковых стен, как моя матушка, сестрица и Люксà. Вы уверены, что ваш супруг сможет вас защитить?