Запретные воспоминания - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Мартова cтр.№ 49

– Нет, не возвращалась. Я пошла к себе в отделение, потом позвонила напуганная Селезнева, а потом все зашушукались о том, что в кардиохирургии убийство, и поначалу я это никак с Нежинской не связала.

– А когда узнали, что это она, что подумали?

– Да ничего я не подумала. – Валуева вдруг как-то разом потухла, словно внутри ее некто неведомый повернул какой-то выключатель. Теперь она не выглядела ни яркой, ни манкой. Обычная женщина, не первой уже молодости, вот и все. – Она же бормотала что-то про «воздать по заслугам». Может, кто-то решил этого избежать, но я, честное слово, понятия не имею, кто бы это мог быть. Я могу идти?

– Можете, – разрешил Зимин. – Пока я вас больше не задерживаю, но позже вам надо будет приехать в следственное управление, чтобы записать ваши показания под протокол. Повестку выписать или сами?

– Я приеду, – покорно сказала она. – Как видите, с работы мне теперь отпрашиваться для этого будет не надо. С какого числа я уволена, Владимир Николаевич?

– С завтрашнего, – сказал Радецкий жестко. Ему совсем-совсем не было ее жалко.

Когда Валуева ушла и они с Зиминым остались в кабинете вдвоем, он задал вопрос, который в данный момент считал самым важным:

– Михаил Евгеньевич, теперь вы верите в то, что Нежинскую убили из-за истории двадцатилетней давности, которую раскопала Инна Полянская?

– Вера – понятие нравственное, Владимир Николаевич, – ответил следователь, – а я привык руководствоваться фактами. Скажем так, эта версия стала казаться мне менее невероятной, чем раньше. Если выяснится, что Лидия Селезнева ни при чем и потерпевшая не пыталась призвать ее к ответу за посланное Кондратьевой видео, то, пожалуй, я буду рассматривать эту версию более внимательно. Уверяю вас, я о ней не забыл. Вы же рассказали мне все, что знаете?

Радецкий уже был готов поведать о знакомстве с Нежинской своего заместителя по хозяйственным вопросам, который лично устраивал старушку в больницу, но у Зимина зазвонил телефон и, выслушав сообщение, тот резко распрощался, пообещав зайти позже. Рассказать про Олега Тихомирова Радецкий не успел.

Продолжался этот непонятный маетный день, в который почему-то приходилось то и дело поглядывать на часы, чтобы убедиться, что он все еще не кончился. К счастью, новых неприятностей не происходило, больничная круговерть с локально возникающими и требующими срочного решения проблемами была привычной, не требующей нестандартных подходов. Все это проходилось много раз, и реакции Радецкого поэтому были тоже привычными, отточенными, отработанными до автоматизма, присущего только настоящим профессионалам.

Ему удалось уговорить Королева вернуться к своим должностным обязанностям. Известие о подлости Валуевой выбило Сергея Александровича из колеи еще больше, хотя, казалось, это и было уже невозможно.

– Ради должности? Она фактически убила Юльку ради того, чтобы стать заведующей? Господи, это же чудовищно.

– Чудовищно, – согласился Радецкий. – Но чудовища часто живут под личиной простых людей. Проблема в том, что их не сразу удается распознать. Впрочем, это не тот случай. Сигналы были, и очень отчетливые. Наша вина, что мы их пропустили. И вы, и я. Сергей Александрович, Валуева с завтрашнего дня в больнице не работает. Другой кандидатуры на должность заведующего отделением у меня нет, и вы это прекрасно понимаете. Так что, будем работать или пустим отделение под откос?

– Будем работать, – глухо сказал Королев и вдруг заплакал. Горько, беспомощно, как плачут только маленькие дети, когда их кто-то обидел. – Как жить, я по-прежнему не знаю, а работать буду. Если удастся помочь паре десятков людей, так, может, я смогу поверить в то, что Юля погибла не зря.

– Ну, вот и славно. Вы завтра сотрудников соберите, я приду, надо поговорить о том, что случилось. Поговорить и закрыть тему. Вы уж мне помогите, Владимир Александрович. Мне еще с кардиохирургией разбираться, так пусть хоть за хирургию голова не болит. Справитесь?

– Да, вы простите меня, Владимир Николаевич, за то, что я так непозволительно распустился. Я возьму себя в руки, обещаю.

– Я понимаю, – сказал Радецкий, покривив, впрочем, душой.

На самом деле он не понимал слабости у других и никогда не позволял ее себе. Слабость, в его представлении, была делом недостойным, неспособным ничего исправить, а потому непозволительным. Он не плакал с того момента, как ему исполнилось четыре года и у его любимого плюшевого зайца оторвалось одно ухо, из которого тут же полезла скомканная свалявшаяся вата неопрятного серо-бурого цвета.

Мама тогда погладила его по голове, Радецкого погладила, не зайца, а игрушке пришила ухо суровыми нитками, которые перекусывала крепкими, очень белыми зубами. А папа тогда сказал, что мужчины никогда не плачут, тем более из-за какого-то зайца. Тот вовсе не был «каким-то», он представлялся самым нужным и важным на свете, и маленький Радецкий привык с ним засыпать, обнимая плюшевое тельце двумя руками крепко-крепко.

С починенным мамой зайцем он тоже спал, только больше не обнимал его, помня о грязной вате внутри, в которой, казалось, прятались ночные кошмары. Но и не плакал больше тоже, зная, что любую проблему снаружи можно решить, починить, пришив суровой ниткой. А то, что прячется внутри, изменить невозможно, а раз так, что из-за этого плакать.

Ровно в 18:30 Радецкий закончил все намеченные на сегодня дела, выключил свет в кабинете, запер его на ключ и отправился в ресторан «Буррата», где еще днем предусмотрительно забронировал столик, по дороге заехав за розами.

Он понятия не имел, какие цветы нравятся Владиславе Громовой, но выбрал именно розы, причем белые. Одиннадцать белых роз на длинных стеблях с крупными, еще не до конца открытыми бутонами одуряюще пахли на всю машину, и он все гадал, обрадуется она или нет.

Громова обрадовалась. Причем так искренне, что он улыбнулся, глядя, как вспыхнули при виде букета ее глаза, словно всполохи света прошли по серой стальной глади. Она снова была в облегающем платье, не в сером, а цвета бургундского вина, и Радецкий почему-то расстроился, потому что серый удивительно шел к ее глазам. «Дама в сером», – вспомнил он Голсуорси и слегка сконфузился оттого, что подобные литературные сравнения мужчине были как-то не совсем к лицу, как и любые романтические глупости.

При заказе она ограничилась одним блюдом, выбрав котлеты из щуки.

– Можете себя не ограничивать, – сказал он полушутливо, – я справлюсь.

– С чем? – искренне не поняла она.

– С оплатой счета. Даже если вы решите съесть все блюда в меню.

Она смотрела все так же непонимающе, словно он говорил по-китайски. Черт, с чего он взял, что с этой женщиной можно просто провести легкий вечер? Он же с самого начала знал, что с ней не будет просто, и вот пожалуйста, трудности начались с первых же минут.

– Простите, Владимир Николаевич, – наконец засмеялась она. – Для меня новость, что за меня, оказывается, можно платить в ресторане. Ведя бизнес, я привыкла всегда оплачивать счет сама. Нет, я не экономлю ваши деньги, просто не голодна. Одного блюда мне вполне достаточно.