Право на жизнь. История смертной казни - читать онлайн книгу. Автор: Тамара Эйдельман cтр.№ 51

И здесь размывание значения человека ярко проявилось после Первой мировой войны – не случайно Гитлер и его приспешники опирались на бурно развивавшиеся в 1920-е годы националистические ветеранские организации. В данном случае их агрессивность, по сравнению с итальянскими братьями по духу, усиливалась из-за тяжелого положения и ощущения униженности Германии после войны.

Но одной пропаганды людоедской идеологии было недостаточно – и, едва придя к власти, нацисты начали последовательный демонтаж всех демократических институтов.

На следующий же день после поджога Рейхстага – 28 февраля 1933 года – был принят закон, отменявший все гражданские права, которые гарантировала Веймарская конституция. Что характерно, закон назывался «О защите народа и государства». Так произошло символическое смещение правовых акцентов – с защиты каждого отдельного человека на защиту коллектива, группы, власти.

Блистательные и прекрасно подготовленные немецкие юристы тут же услужливо подвели под новую тенденцию необходимые основания. Главная идея формулировалась как принципиальный отход от достижений 1789 года, то есть идей Французской революции, провозгласившей в «Декларации прав человека и гражданина» совершенно новое для того времени отношение к отдельному – каждому! – человеку и его правам.

Теперь пошло движение в обратную сторону. Ясно формулировались задачи нового неправосудного правосудия – «защитить единый германский народ от преступника», говорилось о том, что «в уголовном праве речь должна идти не о защите прав индивида от государства, а о защите государства от индивида» ^[132]. Один из германских юристов того времени писал:

Важнейший правовой принцип: «Нет закона – нет наказания» – был заменен на идею: «Ни одного преступления без наказания». Казалось бы, не так уж плохо – разве не говорится всегда и везде о неотвратимости возмездия за преступление? Но если любое действие, которое власти объявляют преступлением, наказывается, даже если оно не запрещено законом, то какие широкие возможности открываются для подавления личности и преследования – не только инакомыслящих, а, в общем-то, кого угодно! Естественно, столь широкое, всеохватывающее применение наказаний объяснялось интересами народа, арийской расы и т. д. Говорилось, что все многообразие преступлений просто невозможно охватить «отдельными нормами закона». Значит, ради всеобщей безопасности нужно просто «показать судье основные направления, согласно которым следует понимать состав уголовно наказуемого деяния». Среди таких направлений назывались – не только в статьях журналистов или выступлениях политиков, но и в уголовном кодексе – «здоровое чувство народа» и «руководящая идея». Не сомневаюсь, кстати, что у многих людей такие изменения вызывали одобрение, как, боюсь, вызвали бы и сейчас во многих странах, включая нашу, – государство же борется за безопасность! Что может быть лучше? Осмелюсь предположить, что безопасность КАЖДОГО принципиально лучше, чем безопасность ВСЕХ, потому что последняя подразумевает прежде всего безопасность коллектива, ради которой, как не раз говорилось самыми разными мыслителями, можно пожертвовать интересами отдельного человека. И в нацистской Германии тех, кем можно было пожертвовать, с каждым месяцем и годом становилось все больше и больше.

Многие считают, что Гитлер обрушил репрессии только на определенные группы населения. Грубо говоря, если ты не был евреем, коммунистом, социал-демократом, цыганом, гомосексуалом, душевнобольным, то мог жить спокойно. Для начала можно возразить, что те, кто не мог жить спокойно, а вернее, те, кому вообще было отказано в праве на жизнь, составляли довольно значительную часть немецкого народа. Но и те, кто, казалось бы, не должен был ничего опасаться и мог просто наслаждаться спокойствием под защитой государства и фюрера, рисковали быть казнены (скорее всего, гильотинированы) «за экономический саботаж (1936), за похищение ребенка (1936), при бегстве с места автокатастрофы (1938), за распространение новостей зарубежных радиопередатчиков (1939), за насильственные преступления (1940), за любые тяжкие преступления несовершеннолетних (1940), за похищение предметов из "собрания металлов немецкого народа" (1940), за производство абортов в качестве промысла (1943), за деяния, совершенные по неосторожности (1944), а именно – за неосторожное противодействие предписаниям по военной мобилизации. Последняя смертная казнь (всего она была предусмотрена за более чем 40 составов преступлений) в Третьем рейхе была учреждена декретом от 26 января 1945 года в отношении тех лиц, которые при так называемых акциях по "прочесыванию местности" в пределах собственной территории Германии дадут военнослужащим фашистского вермахта неправильные сведения» ^[134].

Мало того, в гитлеровской Германии было постановлено, что «лица, виновные в совершении преступления, достигшие 16 лет (если их духовное и нравственное развитие соответствует возрасту 18 лет), подлежат уголовной ответственности, и к ним могут применяться все без исключения меры наказания» ^[135]. Определять уровень духовного и нравственного развития, очевидно, тоже надо было в соответствии со «здоровым чувством народа» и «руководящей идеей».

Это были приговоры, выносившиеся гражданскими судами, и ясно, что при том уровне агрессивной милитаризации, какой существовал в Третьем рейхе, военные суды уже не могли быть столь же «милосердными», как во время Первой мировой войны. Всего в нацистской Германии было вынесено около 80 000 смертных приговоров, из них 33 000 – военными судами, а, следовательно, 47 000 – гражданскими. При этом жуткий маховик репрессий работал не останавливаясь – и даже, наоборот, раскручиваясь все сильнее. Чем ближе к поражению, тем больше смертных приговоров выносили военные суды. «Только за один месяц 1945 года число смертных приговоров в вермахте достигло цифры, которая в пять раз превысила число смертных приговоров в Германии за всю Первую мировую войну» ^[136]. Инерция была столь сильна, что 10 мая 1945 года в немецкой военной группировке в Норвегии, командование которой не желало признавать подписанную капитуляцию, были вынесены и приведены в исполнение четыре смертных приговора за отказ солдат продолжать сражаться. Еще девять человек там же приговорили к смертной казни за дезертирство 18 мая 1945 года!