Застенчивость в квадрате - читать онлайн книгу. Автор: Сара Хогл cтр.№ 5

Она давится круассаном и, поморщившись, поспешно делает глоток кофе.

– Попало не в то горло. Не волнуйся, все в порядке. Никаких долгов или закладных. Вайолет обо всем позаботилась.

Я опускаю ладони на стол. Получается, вот и все.

– Хорошо. – Дыши глубже, Мэйбелл. – Думаю, это значит, что… я увольняюсь.

Звучит как вопрос. «Я увольняюсь? Могу ли я это сделать? Неужели это в самом деле происходит?»

Кристин стоит у кассы, ругает стажера за то, что припарковался на ее месте. Можно было бы подойти к ней прямо сейчас и разыграть настоящую драму. История феерического увольнения, воспоминание о которой будет согревать годами.

Можно было бы выбросить бейджик в бассейн.

Уверенно высказать все свои жалобы и претензии, пригрозить, как она пожалеет, когда я уйду. Сколько часов я отдала этой компании, а в ответ получила только полис медицинского страхования, пестрящий дырами, ноль доплат за переработку и ноль из тех бонусов, которые, как меня заверяли, я обязательно буду получать. Можно было бы указать на мокрые сиденья и велеть: «Быстро. Убери. Это», – для вящего эффекта премерзко хлопая в ладони при каждом слове.

При виде Кристин перед глазами мушками начинают мельтешить черные точки, а она тут же оборачивается, словно почувствовав, и пронзает меня взглядом, яснее слов вопрошающим: «Почему ты сидишь в свою смену?!» Господи, как же приятно будет произнести волшебные слова.

Но когда Кристин демонстративно постукивает по часам и хмурится, старые привычки оживают. Я снова безропотная маленькая мышка, встаю, будто собираюсь направиться прямиком за стол в общей комнате за раздвижной стенкой, мой предполагаемый кабинет, в котором я никогда не бываю, потому что меня вечно отправляют отчищать жвачку от ковров.

Никто не видит, как я аккуратно оставляю бейдж, электронный ключ и ланъярд в комнате отдыха. Как забираю сумку из своего шкафчика. Чуть не уношу с собой и пачку набранных «купонов альпиниста» – награды за примерное поведение, которые я собирала, чтобы обменять на большой лимонный коктейль-мороженое. В реальном мире они бесполезны, так что запихиваю их в шкафчик стажера. В голове не укладывается, что я увольняюсь, и тем более так тихо. Больше десяти лет в мечтах представляя, что в моем характере уходить шумно, хлопнув дверью, сейчас я не издаю даже легкого пшика.

Рука уже лежит на двери, вот-вот толкнет ее, как раздается оклик: Джемма выкрикивает мое имя с гигантского кресла-качалки, новшества, на котором любят фотографироваться за 29,99 доллара семьи. В этот момент я увольняюсь еще активнее.

– Эй, Мэйбелл! У тебя перерыв?

Вот он, мой час настал.

Ты просто астрономически ужасна, по тебе я буду скучать меньше всего. Ты заморочила мне голову, оскорбила мое доверие и имела наглость быть такой милой, что я и через много лет не смогу понять, как же так. Ты как камешек в ботинке. Неисправная душевая кабинка. Как длиннющая пробка. Как горсть жвачек среди конфет в ведерке со сладостями на Хэллоуин.

Кто-нибудь другой сказал бы это вслух, еще и похуже. Но, к сожалению, я – это я, покорный коврик в прихожей, которая, вероятно, вообще-то будет скучать по ней, так что я просто натянуто улыбаюсь и машу в ответ.

– Да. Скоро увидимся.

И вот я уже поворачиваюсь к ней спиной и выхожу. Последние обращенные к Джемме Петерсон слова храбростью не отличались, но на душе сделалось легко при мысли, что они последние. Теперь я снова улыбаюсь, и улыбаюсь по-настоящему. А по-настоящему улыбалась я… так давно, что уже и не помню.

Одна из примет об удаче звучит так: за черной полосой идет белая. Луч надежды, выглядывающий из-за туч. Подростковые годы я провела в сомнительных мотелях или на диванах, принадлежащих тому, с кем в то время встречалась моя мать, болтаясь за ней по всему Теннесси, лишь урывками попадая в школу.

Я всегда выбирала неправильных парней, которые мне изменяли, и вообще-то должна была нарастить твердую скорлупу из проблем с доверием, но сердце слишком трусливо и по-прежнему сразу же прыгает в руки любому, кто их распахнет. Я чистила туалеты, меня унижали, игнорировали и представляли как утешительный приз проигравшим, а потом раз за разом отпихивали в сторону. Моя лучшая подруга вовсе не подруга. Любовь всей моей жизни нереальна.

О мое сердце вытерли ноги, растоптали его в пыль. И вот сейчас, прямо с неба, на меня падает удача.

Я начинаю новую жизнь в «Падающих звездах».

Вершина мира – крохотная деревушка в графстве Блаунт, не получившая статуса города, с населением настолько мизерным, что там нет ни школы, ни почты. В детстве я думала, что «Вершина мира» – скорее местное прозвище, не может же деревушка действительно так называться, но потом нашла название в телефонном справочнике. Мне это показалось просто очаровательным.

Последний раз я смотрела на Вершину мира с пассажирского сиденья синей «Тойоты Камри» сквозь застилающие глаза слезы. Мне было десять, а мама пришла в такое бешенство, что не могла сконцентрироваться, и вела машину дергаными рывками, удаляясь от города на рекордной скорости и, будто вор, постоянно проверяя зеркало заднего вида – не висят ли родственники на хвосте. Часть меня тогда так и не оправилась от разочарования, что за нами никто не погнался.

Теперь я сижу за рулем той же самой машины, и в глазах выросшей, павшей ниже некуда Мэйбелл все кажется нереальным. Одновременно другим и тем же самым, словно картинку перевернули, и я смотрю на нее, стоя по другую сторону. Дорожный баул, три коробки и спортивная сумка, втиснутые в багажник и утрамбованные на заднем сиденье, – вот и все мое имущество. Работая за мизерную плату, много и не накопишь, особенно если бо́льшую часть жизни провести с кем-то, кто спокойно берет у тебя все, что захочет.

Навигатор ведет меня в никуда сквозь мерцающие сумерки, мимо расступающихся время от времени деревьев, за которыми открывается такой вид на горы, что дух захватывает. Фары вспыхивают, выхватив флуоресцентный знак: кто-то перекрасил старое предупреждение о тупике, указав вместо этого «Ханнобар Лейн», и кровь начинает пульсировать узнаванием. «Мы знаем это место, мы знаем это место», – поют инстинкты, и меня накрывает волной ностальгии, хотя вызвавший ее краткий миг моей жизни вряд ли длился дольше четырех месяцев. Только попадается что-то знакомое – и сразу же вспоминается второе, третье, еще и еще, и хотя пятнадцать минут назад окружающая местность казалась мутной кинопленкой, во мгновение ока я уже знаю ее как свои пять пальцев. Коптильня эпохи Гражданской войны, стоящая под углом в сорок пять градусов, кладбище с гладкими от времени надгробиями – старые друзья. Еще не доехав, я уже знаю, где будет вмятина в заграждении, и знаю, откуда она взялась.

Последний поворот – и я машинально притормаживаю, прищуриваюсь и начинаю разглядывать стоящие один за другим знаки в свете луны, точно сталактиты, нависающие над землей. «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН», «ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ», «ЗЛАЯ СОБАКА», «ОСТОРОЖНО, МЕДВЕДИ», «ВАС СНИМАЕТ КАМЕРА».