Застенчивость в квадрате - читать онлайн книгу. Автор: Сара Хогл cтр.№ 18

Тут я замираю, услышав любопытный звук, прервавший мольбы Виктора.

– Это был смешок?

Уэсли только морщится. И не отвечает.

– Да ладно, – поддразниваю я. – Ты такой серьезный. – Это точно был смешок. Или мышь.

Вряд ли он как-то отреагирует. Почти минута проходит в молчании. Но потом он, почти с неохотой, все же спрашивает:

– И почему она согласилась выйти за него замуж?

– Он сломал лодыжку, катаясь на лыжах, но их матери, сговорившись, сказали Вайолет, что он умирает. Она заставила парня, с которым в тот момент встречалась, отвезти ее туда, попрощаться. Посмотрела на Виктора на больничной койке, полностью здорового, если не считать лодыжки, и заявила: «Можешь сейчас сделать предложение». Он попытался встать на одно колено, прямо в гипсе. Бабушка так и не смогла закончить рассказ, так сильно смеялась, – улыбаюсь я. – Ее любимая история. И дедушке Виктору нравилось ее слушать. – Наверное, потому, что тогда его жена смеялась. Он действительно обожал ее.

Тянусь за следующей пачкой открыток, но отдергиваю руку. Сердце колотится как сумасшедшее.

Бумага с детскими узорами Лизы Франк. Старательно выведенные буковки с сердечками над «й».

От: Мэйбелл Пэрриш

209 Ойнби Стрит

Гэтлинбург, TN37738

Всего там двенадцать писем, и все с двенадцатью разными адресами – теперь понятно, почему мне никогда не приходили ответы. Не могу поверить, что мама их отправила. Она говорила, что отправит, но я не верила – так сильно она ненавидела Вайолет, а еще больше то, как я к ней привязалась за такое короткое время. Позвонить бабушке или приехать навестить мне не разрешалось.

Начинаю открывать один из конвертов, но так и застываю с ним в руках, уставившись на пожелтевшую полоску клапана внутри, который маленькая Мэйбелл тщательно заклеила, хотя клей давно уже высох. Эти письма меня просто огорошили. Когда я отправляла последнее? Вроде бы я писала их все свои подростковые годы, но тут их всего двенадцать, и все на тех детских листках. Роюсь в памяти, пытаясь понять, когда и что случилось, но припоминаю только, как думала, что это больше не имеет значения, что она, наверное, ни одного так и не получила. Я очень старалась избегать каких-то негативных оценок и жалоб на маму или жизнь вообще, так как у мамы была привычка везде рыться, и найди она в моих письмах что-то такое, мне пришлось бы несладко.

Собираю письма в кучку, чтобы вернуть в коробку, и острый краешек полароидного снимка царапает ладонь. На фотографии маленькая девочка на фоне особняка. Она в вельветовом комбинезоне с юбкой-шортиками и в панамке. Личико разрумянилось от солнца, передние зубы чуть больше, чем нужно. Мне хочется дотянуться до этой девочки, обнять ее, потому что я знаю, чему она так широко улыбается. Думает, что останется там навсегда. Она хочет, чтобы замечательная бабушка удочерила ее, и ей больше никогда не пришлось бы уезжать.

Дом на снимке серый.

– Не понимаю, – бормочу я, вертя фотокарточку и так, и эдак. Сзади была какая-то надпись, но со временем мягкий карандаш стерся, осталась только буква М. – Он был розовым. Почему я помню розовый цвет?

Уэсли на фото не смотрит. Его внимание привлек другой лист, выпавший из коробки: старая вырезка из газеты Daily Times, еще 1934 года.

«Вы влюбитесь в отель «Падающие звезды»!»

Элизабет Робин

THE DAILY TIMES

«В 1884 году мы в Daily Times делали репортаж о строительстве пансиона «Падающие звезды», тогда газете исполнился всего год. И логично сейчас, в честь пятидесятилетия той статьи, вернуться и одним глазком заглянуть в отстроенный особняк, который готовится к открытию в качестве роскошного отеля. Прощайте, канделябры и туалеты во дворе, здравствуй, двадцатый век! Новый владелец решил следовать духу времени и установил лифт и электрич…»

На этом заметка обрывается. Справа от нее, размером всего сантиметров пять, размытая фотография дома, который я узнаю где угодно. Эффектно одетая женщина с уложенной волнами прической, типичной для того времени, и темной помадой на губах приветственно машет под кованой аркой с названием «Отель “Падающие звезды”».

– Я не знала, что здесь не всегда был просто дом, – ошеломленно сообщаю я Уэсли.

– А я не знал, что здесь был лифт. Когда его убрали?

– Понятия не имею. – Как увлекательно это все представлять, здесь, в моем доме, был лифт! – Интересно, когда Вайолет с Виктором купили его, был ли здесь отель? Мне казалось, они владеют этим домом годов с семидесятых. – А ведь я все еще использую настоящее время. – То есть владели.

Судя по всему, он вовсе не находит это столь же увлекательным.

– Странное место для отеля. Кто вообще захочет тащиться в такую даль?

– Мы захотели.

Бросив на меня быстрый взгляд, он наклоняется, потирая подбородок, и выстраивает свои отвертки в ровный ряд.

– Здесь красиво, – замечаю я. – Много пешеходных троп для туристов. Горы. Близлежащие городки я еще не проверяла, дел куча. Здесь есть какие-нибудь хорошие рестораны или торговые центры в радиусе пятидесяти километров?

– Ненавижу рестораны и торговые центры, – ворчит он.

Боже.

– А что ты вообще любишь?

Если что и можно понять по его сердитой физиономии, так это что мой вопрос Уэсли не нравится. За две секунды он разбирает остатки стола, выносит на улицу и больше не возвращается.

Когда опускаются сумерки, я уже больше не могу оставаться в доме одна. Надо выйти наружу. С тех пор как я нашла свои старые письма, вставший в горле болезненный комок мешает дышать, лишь давит сильнее, когда я пытаюсь спрятаться в коттедже: воспоминания о Вайолет живут и там тоже. Куда бы я ни пошла, новая волна смущения, вины или тоски следует неотступно, или вспоминается какой-то забавный момент и выбивает меня из колеи, потому что как я могу смеяться, когда все так ужасно грустно. Поэтому я решаю направить всю энергию на выполнение ее последних желаний.

Желание 2. Виктор думал, что где-то здесь закопан клад, но я его так и не нашла. Для бесстрашного исследователя действует правило «кто нашел – берет себе».

– Я собираюсь идти копать, – кричу я Уэсли, сидящему в кузове своего пикапа с миской макарон с сыром. Могу только предположить, что в кухне он не ест потому, что там я. Всю неделю он меня избегает. Стоит войти в комнату, как он тут же находит причину выйти. А если я пытаюсь завести беседу, ответом мне служит лишь тишина.

Он напрягается, не донеся вилку до рта.

– Копать что?

На это не отвечаю уже я. Время от времени полезно побыть под прицелом собственного оружия. Так что я направляюсь к сараю. Удивительно, как это из распахнувшейся двери пыль не летит в разные стороны, ведь местный садовник не больно-то утруждал себя подрезанием кустов или прополкой клумб. Только представьте себе профессионального садовника, которому платят за то, что чей-то двор выглядит все хуже и хуже. С изумлением обнаруживаю, что внутри очень чисто. Дверь не заедает. Кто-то рыскал здесь, и совсем недавно.