– Но это как-то мелко. Все равно что восемьдесят лет подряд ездить в продуктовый магазин и обратно. Разве мы не можем стремиться к чему-то большему?
– Без обид, но почему лучше быть писателем?
– Почему лучше создавать искусство?
– Ну да. Почему это лучше, чем помогать кому-то в поиске жилья? Жилье нужно всем.
– Искусство тоже нужно.
– Я бы предпочел иметь дом, а не книжку с рассказами.
– О’кей, но перестань хоть на секунду мыслить как потребитель. Что насчет твоей собственной жизни? Ты действительно думаешь, что тебе понравится проводить большую часть времени, показывая людям дома? Это и есть твоя цель?
– Послушай, моя цель, ну, типа, просто быть хорошим человеком.
Флоренс взглянула на Ника, пытаясь понять, не шутит ли он. Похоже, он был абсолютно серьезен.
– Наверное, это тоже важно, – пробормотала она.
Ник покачал головой:
– Не пойми меня неправильно, я не говорю, что это должно быть целью каждого. Это круто, что ты действительно об этом думаешь и нашла свое призвание. Все, что я хочу сказать, это то, что ничей путь сам по себе не хуже и не лучше, чем чей-то еще, понимаешь?
Флоренс скептически приподняла бровь, и Ник рассмеялся. Он кинул взгляд на раздвижную стеклянную дверь, ведущую в комнату, и негромко сказал:
– Ладно, не говори никому, но тут есть девчонки, которые просто хотят быть типа влиятельными персонами в Инстаграме, и да, я признаю, что, возможно, этот путь чуть менее благороден, чем, скажем, путь Ганди.
Флоренс улыбнулась:
– Ну, у меня в Инстаграме целых семь подписчиков, так что не волнуйся, мне такая карьера не грозит.
Ник энергично кивнул:
– Понимаешь, да? Я об этом и говорю. Плевать, что все остальные о тебе думают, верно? Плевать на все эти лайки, комментарии и бесконечное позерство.
– Именно, – согласилась Флоренс, осознавая, что большую часть времени она как раз беспокоится о том, что про нее думают другие.
Она – да, но не Хелен.
Флоренс наклонилась вперед и выдернула сигарету из пальцев Ника.
– Так что привело тебя в Семат? – спросила она, глубоко затянувшись.
– Ветер.
– Ты один из этих кайтсерферов?
– Ну да. А ты?
Флоренс рассмеялась:
– Нет. Точно нет.
– Я, кстати, серьезно говорю. Тебе стоит попробовать. Могу научить, если хочешь.
Флоренс склонила голову набок:
– Я подумаю.
Ей стало интересно, приняла бы Хелен его предложение или сочла себя выше этого. Предсказать, как поступила бы мадам Уилкокс в той или иной ситуации, было практически невозможно, ведь, по опыту Флоренс, Хелен всегда поступала непредсказуемо.
Что ж, она тоже может быть непредсказуемой. Флоренс положила руку на бедро Ника и произнесла:
– Иди сюда.
Пятнадцать минут спустя Флоренс сидела верхом на Нике, лежащем на голом матрасе. У их ног валялся грязный спальный мешок. Она грубо расстегнула его рубашку. Он приподнялся, обхватил ладонями ее лицо и произнес:
– Ты красивая.
Она толкнула его обратно:
– Скажи мое имя.
– Хелен, – выдохнул он.
– Еще.
– Хелен.
33
Флоренс обмакнула последний кусочек круассана в маленькую вазочку с джемом и отправила в рот. Вылила в чашку остатки кофе из френч-пресса. Затем закурила сигарету из пачки, которую принесла из комнаты Хелен, и стряхнула пепел на край своей тарелки. Улыбнулась, заметив на фильтре след от красной помады. Этот жест она видела бесчисленное количество раз, и сейчас у нее возникло ощущение, что она на самом деле смотрит на руку Хелен. Ей стало неуютно. Она сделала еще одну затяжку. Казалось, что дым обжигает легкие, превращая ее в Хелен изнутри. В итоге у нее закружилась голова, и она затушила сигарету, опустив ее в джем.
Вчера произошло что-то совершенно потрясающее. Не секс, нет – Ник был слишком обкурен и слишком вял. Но сам вечер стал для нее открытием. Она была Хелен. Она действительно была ею.
То, что поначалу разочаровало Флоренс, – убогость обстановки, не располагающая к себе компания, – оказалось идеальной средой для взращивания нового «я». В конце концов, презрение всегда было полезной ступенькой на пути к уверенности, которая ей сейчас требовалась. Что-то, граничащее с высокомерием, а не ее обычная зажатость и неверие в себя. Рядом с Хелен Уилкокс и Амандой Линкольн Флоренс привыкла чувствовать свою неполноценность. Но вчера у нее было ощущение, что она действительно произвела впечатление на Мэг, Ника и ту девушку, которая просила совета. На сей раз власть оказалась в ее руках.
Хелен любила власть. Не физическую – она не имела значения. Власть эмоциональная, психологическая – вот что было ее главной валютой. Демонстрируя власть, она получала такое же простое, чистое удовольствие, какое получает от своей профессии танцор или музыкант. В разговоре Хелен задавала направление и тон. Она постоянно скрывала информацию без всякой на то причины и любила сбивать Флоренс с толку своими странными утверждениями. Даже «Миссисипский фокстрот» был, по сути, исследованием власти – сначала власти, которую похотливый Фрэнк имел над Руби, а затем власти Мод, которую она у него отняла, совершив акт насилия.
Попытки самой Флоренс овладеть искусством властвовать над другими людьми в основном терпели неудачу. Ее школьную дружбу подкреплял совместный страх быть отвергнутыми. В университете она завела друзей на занятиях английским, но ни с одним из них у нее не возникло особой близости. После нескольких часов, проведенных в компании, ей всегда хотелось уединиться.
Что ж, теперь она могла практиковать новый способ существования в этом мире – быть не просителем, а тем, кого просят.
Просто назвавшись другим именем, именем, которое для нее ассоциировалось с невероятным магнетизмом и силой, она изменила все свои жизненные настройки. Ощутила полное… преображение. Даже находясь среди людей, которые не имели для нее никакого значения, не знали, что Хелен – известная писательница; даже возвращаясь домой на заднем сиденье такси. В образе Хелен она действительно чувствовала себя более властной, более интересной, более достойной во всех отношениях. Странно, но сейчас Флоренс гораздо больше ощущала себя собой – той женщиной, которая, как она всегда подозревала, жила где-то внутри нее.
Она даже соблазнила Ника, просто чтобы посмотреть, сумеет или нет. Она, которая бывала лишь мишенью соблазнителя, и то редко.
Флоренс сделала глоток апельсинового сока и прополоскала им рот, чтобы избавиться от никотинового привкуса. Она зашла в дом и села за стол, на котором стоял ноутбук. В почте было еще одно письмо от Греты, на этот раз адресованное ей: