Я кивнула, хотя и близко себе не представляла, как Стокер мог прознать, что мы вообще приезжали сюда и что Джоан не открыла дверь.
– Я извиняюсь. Я… – Она подвинула к нам сахарницу и сливки. – Я надеялась, что, если не открою, вся эта ситуация сама собой рассосется.
– Ситуация?
– Ну да, с Дав. И с Джин.
Я почувствовала как рука Джея коснулась меня, успокаивая.
– Мы и сами не особенно много знаем, – заговорил он.
Я была ему благодарна: моя гортань сузилась в игольное ушко.
– Нам удалось найти только обрывочные сведения о том, что происходило с женщинами из семьи Алтеи. И все они как-то связаны с Дав Джаррод.
Она кивнула и протяжно вздохнула:
– Да, вы правы. Дав во многом замешана.
Я подалась вперед:
– Так вы знаете, что с ними было, с Дав и Джин?
– Да, знаю.
– Вы расскажете?
Она выдержала мой взгляд:
– Да, расскажу. Но вначале верну вот это. – Женщина положила на стол заколку, ту самую заколку Дав, и подтолкнула ко мне. – Это подарок от президента Рузвельта, вы, наверное, знаете. Брат Чарльз и Дав были на приеме в Белом доме где-то в 35-м или 36-м, кажется. От взгляда президента ничто не ускользало, однако не думаю, что он знал, что Дав – не настоящее ее имя. – Джоан сложила руки на столе. – Очень мило с вашей стороны, что вы оставили эту вещицу мне. Но она ваша – и проделала долгий путь, поэтому оставьте ее себе.
Я не понимала, отчего так колотится сердце – от нетерпения или страха, но это уже было все равно. Слишком далеко я зашла, чтобы теперь разбираться.
– Прошу вас, – сказала я. – Расскажите. Расскажите всё.
Она отодвинула стул, встала и вышла из комнаты. Вернулась она с альбомом, положила его передо мной на стол, и я раскрыла его. Множество фотоснимков, тонированных сепией. С желтых страниц посыпались газетные вырезки.
– Это мне Дав отдала, – начала Джоан негромко. – Сказала, что не может больше на них смотреть. Даже дома держать не хочет.
Я перевернула страницу. На фотографии был запечатлен красивый мужчина с выпяченной грудью в белом костюме с бабочкой.
Джоан кивнула на фото:
– Чарльз Джаррод был в свое время весьма популярен. Он был одним из первых пятидесятников. Они ездили по стране, собирая на свои проповеди толпы грешников. По мне, так это массовая истерика, но раньше людям такое нравилось. Им было приятно, что с ними так носятся. Им делалось легче, после всего, что они натворили. Джарред считал, что люди тут «пропитаны виски и не чтут субботу». Обещал заблудшим овцам, что вернет их в лоно Господне.
Я переворачивала страницы: мужчина в белоснежном костюме представал на все новых площадках перед большими скоплениями народа. Далее следовали снимки, на которых люди стояли перед ним на коленях или распростерлись на земле, а он возлагал на них руки. Дети в инвалидных креслах, женщины на костылях, мужчины в спецовках или костюмах, лица мокры от слез.
– Целитель, – вслух подумала я.
– Их называли евангелистами, палаточными проподниками. Но да, целительство тоже входило в программу. Этим Дав и занималась.
Я ощутила, как струйка пота стекает по руке.
– Вы были с ней знакомы?
Лицо Джоан на миг осветила молодая улыбка.
– Она отыскала меня однажды, мне тогда было тридцать. Так же она приходила и к твоим маме и бабушке. Нашла меня и рассказала всю историю. Мою историю.
– Мне почти тридцать. Почему она не пришла ко мне?
Глаза Джоан снова потускнели.
– С твоими предшественницами все пошло не по плану. Думаю, Дав решила, что подвергнет тебя опасности, если встретится с тобой. – Она помолчала. – Что случилось с Джин, с Колли, потом с твоей мамой? А ведь это Дав всю кашу заварила. Она ничего плохого не собиралась делать – и, видит Бог, очень сожалела потом, – но началось все с нее.
Я сглотнула: горло будто покрылось наждачной бумагой.
– Когда Дав была моложе, – продолжила Джоан, – ей казалось, что она может повлиять на ход вещей. Но мы не всегда в силах справиться с прошлым. И она усвоила этот урок.
Я закрыла альбом и отодвинула его в сторону.
– В тридцатые годы жилось непросто, – проговорила Джоан. – Люди были растеряны после войны, разобщены сухим законом и деморализованы Великой депрессией. Они искали ответы на свои вопросы, выход из ситуации. А от кого еще ждать ответов, как не от Бога? Вот Чарльз Джаррод и дал им Бога. И они проглатывали наживку, с жадностью ловили каждое его слово. А на его проповедях было на что посмотреть – говорение на чужих языках, исцеления – в общем, чудеса на любой вкус. Люди, выросшие здесь в горах, привыкли к традиционным священникам, которые крестят водой. Чарльз Джаррод исповедовал крещение Святым Духом, – слышали, наверное? Крещение огнем. Были люди, которые свидетельствовали о чудесах, происходивших на службах Джаррода. Говорили, что видели, как сверху падают перья – предположительно, с ангельских крыл. Или что из пор кожи выступает елей. Некоторые уверяли, что видели на своих пальцах золотую пыльцу. Они называли это помазанием Господним.
У меня по спине пробежал холодок.
– На мой взгляд, – продолжила женщина, – одно настоящее чудо в долине Сибил все-таки произошло.
Глава 37
Октябрь 1937
Долина Сибил, Алабама
Выйдя из дома Типпетов, Джин отвела Дав на луг, где росла жимолость. Хауэлл уже наверняка побывал здесь, разыскивая ее. А может, даже и не особенно утруждался – сразу пошел прямо к дому Тома Стокера. Незнание теперь уже не так страшило ее, как раньше. Тут, на лугу, рядом с Дав, Джин ощутила, как сердце забилось с надеждой.
Лощина – дикая, заплетенная жимолостью, – серебрилась в лунном свете. Джин слышала, как шелестит листва тополей: точь-в-точь бормотание людей под навесом во время службы.
– Чует мое сердце, у тебя есть секреты, – сказала Дав.
– Да нет у меня секретов, – ответила Джин, но потом вспомнила про Тома и про теленка в лесу за школой. И еще про Причард. – Есть, но не то чтобы прямо очень важные. Все знают про это место: я здесь столько жимолости собираю, что говорят, будто этот запах въелся в мои руки. – Она протянула ладони, чтобы Дав понюхала.
– А что скажешь на это? – Дав хитро усмехнулась. – У меня тоже в запасе есть небольшой секретик. – Она пригладила волосы: – И зовется он «Клэрол рыжий тициан». А моя настоящий цвет – мышиных какашек.
Джин рассмеялась:
– И это твой секрет?
– Ну, это только для затравки. – Дав лукаво подняла бровь. – У меня секретов полный дирижабль. Но не буду о них особо распространяться: не пристало барышне выдавать свои тайны кому попало.