— Что это за домики? — это была первая реплика с их стороны за много километров, и Линг, кажется, даже вздрогнула, услышав его голос.
— Дом духов. Мы выставлять их снаружи дом и место, где работать, храм, ресторан — везде. У нас в Таиланд много духов. Духи проказники. Понимать? Они озорничать. Мы хотеть, чтобы они не пакостить в дом или на работа, поэтому давать им место для проказ на улица. И приносить им угощение, чтобы они были там счастливы. Они получать то, что им нужно, снаружи, поэтому не идти внутрь.
— Угощение?
— Подношение. Цветы. Плоды. Благовония. Может быть, пиво. Может, сигареты. — Она пожала плечами. — Зависеть от того, что им нравится.
Когда дорога начала сильно забирать в гору, дома, люди и духи остались позади. Начались джунгли. Настоящие. В чем разница между лесом и джунглями? И там, и там куча деревьев. И там, и там много того, что слышишь (дрожа от тревоги), но не видишь. Здесь, к удивлению Клода, были даже сосны с длинными иголками, совсем как дома. Но это точно были джунгли. Во-первых, здесь стояла жарища на миллион градусов и было душно, как в крытом бассейне. Во-вторых, были лианы, словно поедавшие деревья, и между любыми двумя стволами непременно проталкивалась пальма под самым странным углом, словно на самом деле намеревалась вырасти в каком-то совершенно другом месте и оказалась здесь по чистой случайности. Все эти джунгли были сплошь покрыты ковром мха, папоротников, листьев и молодых лиан, и между деревьями висело живое полотнище, которое было зеленым, и спутанным, и пугающе подвижным. Вместо легкого дождика, тихого жужжания и птичьих песен, как дома, здесь были насекомые, и лягушки, и, вероятно, обезьяны, и, возможно, тигры, которые верещали, и вопили, и ревели, заявляя права на пространство между пальмами, завывая на ночные звезды. Но главная разница заключалась в следующем: действие сказок происходило в лесах, а не в джунглях. Микроавтобус тащился по этой дикой глуши достаточно, чтобы разум Клода сообразил почему: потому что в лесу можно заблудиться и выйти на другой стороне. Если же заблудишься в джунглях, это навсегда.
Неоднозначная помощь
Они услышали его раньше, чем увидели — свое первое впечатление о клинике, — когда подъезжали на велосипедах следующим утром сразу после рассвета (никакой ночной прохлады, которую могла бы выпить заря, и воздух уже пропитан влагой). Им стал скрежет металла по металлу, свист, напоминающий гудок поезда, горестный глухой стук и выкрики — Рози не могла понять, по-тайски или по-бирмански, зато поняла без тени сомнения, что это бранные слова. Она предположила, что кто-то кричит на дерущихся или, может быть, брачующихся кошек, хотя до сих пор они видели в Таиланде только собак, и снова собак, и опять собак, и никогда в жизни она не слышала, чтобы собаки издавали такие звуки — пронзительный скулеж, скорее визг, чем вопль. Может, какое-то насекомое? В таком случае оно должно было отличаться значительно более крупными размерами, чем Рози готова была представить себе в такую рань. Обезьяна? Армия лягушек? Нападение дикого зверья? И действительно, когда они с Клодом добрались до устья убитой подъездной дороги, ведшей к клинике, перед ними предстали изгвазданные сажей, запятнанные грязью пятки и расчесанные до красноты щиколотки, отчаянно лягавшиеся и принадлежавшие телу, полностью поглощенному хищной, рычащей утробой.
Когда картина сражения, наконец, явила себя во всей красе, его суть оказалась стара, как мир, но звери были ни при чем: то было противостояние движения стазису, старческой дряхлости — юному упорству. А утроба принадлежала не зверю и не человеку, а механизму — древнему, некогда бывшему грузовичком-пикапом. Из-под открытого капота доносились ругательства механика, и двое маленьких детей хихикали в кабине: один сидел на полу, обеими руками нажимая и отпуская (в основном одновременно) педали, другой крутил и вертел ключ зажигания (с бóльшим упорством, чем требовалось), явно выполняя распоряжение старшего.
Назвать эту конструкцию «грузовичком» было бы слишком великодушно. Скорее ржавчина, чем мотор, скорее грязь, чем транспортное средство, и явно не того рода, который можно просто смыть хорошей жесткой щеткой, поскольку у Рози было подозрение, что грязь выполняла несущую функцию. Когда-то давным-давно кузов был зеленым и, вероятно, симпатичным. То был один из пикапов пятидесятых годов, с обтекаемыми формами и скругленными колесными нишами, и на родине, в США, его наверняка принарядили бы покрышками с белой полосой и хромированными радиаторами, потратили бы на реставрацию тысячу часов с ватными палочками и мягкими тряпочками в руках, а потом вывели бы на парад в честь Четвертого июля. Этот пикап ничуть не был похож на те. Очевидно, и работал не так.
Грязный пикап исторг из себя еще более грязного механика. Женщину.
— Вы новый доктор?
— Я. Рози Уолш. Это моя до… э-э, мой сын, — запнулась она. — Клод.
Она бросила на него взгляд, пытаясь извиниться глазами, но тот смотрел в землю, не поднимая глаз.
— Вы водить?
— Нет, мы добрались на велосипедах. — Она рассеянно повернулась к механику. — Пансион, где мы остановились, сдает в аренду велосипеды.
— Извинять мой английски, — предприняла механик вторую попытку. — Вы уметь водить? Машина ручная коробка?
— О… Да! — похоже, Рози и сама чуточку разучилась понимать родной язык.
Механик выгнала детишек из кабины, завершила последние манипуляции под капотом и показала Рози пальцами международный знак, означавший «помолись своим богам и попробуй еще разок». Мотор закрутился, как хорошо дрессированный морской котик. И все возликовали. Первое вмешательство Рози в этой клинике увенчалось успехом. Пациент — каким бы невероятным это ни казалось — выжил.
Механик была вся в машинном масле от локтей и ниже, но, к счастью, приветствие по-тайски не предусматривало рукопожатий: нужно было сложить руки перед грудью и поклониться друг другу.
— Очень рад знакомиться с вами. Я — Кей. Не спрашивать, что значить Кей. Значить очень много. Мы рады вы здесь. Я показать вам все. Вначале знакомиться с Жаль-Ральф.
— Машину зовут Ральфом?
— Жаль-Ральф, — поправил Кей.
— Почему?
— Он очень жаль.
— Это я вижу.
— Жаль-Ральф — машина неотложная помощь. Еще возить лекарство и припас, если есть лекарство и припас. Еще катафалк. Обычно жаль, однако, так что надеяться, что вам не надо.
Рози кивнула. Для нее оказалось сюрпризом и то, что механик — женщина и что она же, по всей видимости, представляла комитет встречающих. Кей повернулась и двинулась вперед, даже вроде бы не очень быстро, но Рози с Клодом пришлось чуть ли не бежать, чтобы угнаться за ней. На каждом повороте почетный эскорт разбухал, прирастая желающими поприветствовать их сложенными ладонями и поклоном, а потом трусил вместе дальше, с доброй душой позволив женщине-механику возглавить шествие. Клода, словно волной, отнесло прочь, и Рози потянулась было за ним, будто обломки кораблекрушения, за которые они цеплялись, внезапно оказались разделены штормовым морем. Но он был уже слишком далеко, между ними вздымались волны людского моря. Рози казалось, что она одновременно и плывет по течению, и пытается угнаться за ним. Хор голосов на разных языках сообщал, где здесь что, и ронял полезные намеки, возможно, даже важные. Целое дерево растопыренных пальцев указывало сразу во все стороны.