— Вы миссис Адамс? Мать Клода?
— На самом деле, Уолш, — Рози решила на какое-то время не заострять внимание на том факте, что ее следует называть «миз»
[5], а не «миссис», и даже «доктор», а не «миз».
— У Клода был отличный первый день, миссис Уолш, — сладкий тон Бекки противоречил мрачному выражению лица Клода. — Но за обедом возникла проблема. В школе не разрешено арахисовое масло, поэтому ему пришлось сидеть и обедать за своим столом в классе в одиночестве.
— Я прочитала буклет с правилами детского сада от корки до корки, — сказала на это Рози. — Там нет ни слова о том, что нельзя приносить в школу арахис.
— Ой, да мы просто уверены, что люди и так в курсе. Наверное, забываем, что не все проявляют осознанность в связи с тем, что сейчас у детей массово растет аллергия на арахис. В общем, никаких орехов.
— Клод — мой пятый ребенок в этой школе. Тот сэндвич, который я сделала ему сегодня, был, наверное, восьмисотым или девятисотым сэндвичем с арахисовым маслом и джемом, который мои дети взяли с собой в эту школу. Это что, новое правило?
— Мы не проверяем их сэндвичи, — объяснила мисс Эпплтон. — Это вопрос доброжелательности и уважения. Внимания к другим. Золотое правило.
— Система доверия под девизом «никакого арахиса»?
— Именно. Мы бы и не узнали, что у Клода запрещенный сэндвич, если бы он не хвастался новым друзьям рассказами о леди, у которых на обед фингер-сэндвичи
[6] обычно с огурцом, но в его случае это арахисовое масло, потому что от огурцов хлеб становится мокрым, если не съесть сразу.
— Верно.
И Рози задумалась — в то время смутно, потом более предметно, — что именно было здесь проблемой: арахисовое масло или сумочка из лакированной кожи, в которой оно было принесено. Или рассказ о леди, которые обедают.
— У кого-нибудь в группе Клода есть аллергия на арахис?
— Это профилактическое правило.
— А то, что он ест свой сэндвич в классе, защищает предположительно страдающих аллергией на арахис лучше, чем когда он ест его в столовой?
— Ну… — мисс Эпплтон сделала вид, что не решается донести до нее следующую мысль, — я пропустила собственный перерыв, чтобы присмотреть за ним, пока он ел. Я смогла позаботиться, чтобы он ни к чему не прикасался.
— Идем домой, малыш, — сказала Рози.
— Пока-пока, Клод, — пропела мисс Эпплтон. — Рада была с тобой познакомиться. Мы весело проведем этот год.
Он так и не поднял глаз.
— Ах да, еще одно, миссис Адамс-я-имела-в-виду-Уолш. Мы обычно не приветствуем в школе аксессуары, особенно в этом возрасте.
— Аксессуары?
— Бижутерию, украшения для волос, блестящие блузы. Сумочки.
— Блестящие блузы?
— Все, что отвлекает. Мы хотим, чтобы учащиеся могли сосредоточиться во время занятий.
— Конечно, но…
— Если они ерзают и вертятся, им трудно учиться.
— А что, Клод вертелся?
— Нет. Он — нет. Но других детей его сумка отвлекала.
— Он делал с ней что-то отвлекающее?
— Уже само присутствие сумки было отвлекающим.
— Как арахис?
— Что вы имеете в виду?
— Вы профилактически исключаете сумочки и арахис, — пояснила Рози.
Мисс Эпплтон вспыхнула с головы до пят.
— Профилактически? Это как… — следующее слово она произнесла шепотом, — презервативы?
— Профилактически — это как предварительные и защитные меры. Принятые заранее, если угодно.
— Э-э, конечно.
— Это означает, что вы запрещаете арахис и сумочки просто на тот случай, если они вдруг создадут проблемы, хотя пока никаких проблем не создавали, и вопреки тому факту, что делать это — значит нарушать права и мешать благополучию ваших учеников, таких же граждан.
— Та-ак, полагаю, мы можем надеяться, что вы просто будете готовить на обед что-то другое? И мы на самом деле думаем, что мальчикам… э-э, детям не так уж нужны дамские сумочки. В школе.
— Это не дамская сумочка, — перебил Клод. Рози с облегчением услышала его голос. — Это сумка для ланча.
— Идем, золотко, — сказала она. — День был долгим. Пора домой.
Ригель и Орион ждали на детской площадке. Орион висел вверх тормашками на «лазалках» для малышей, подметая волосами землю, а лицо его напоминало цветом клубнику, Ригель забирался на горку по гладкой стороне, а потом съезжал на заднице по ступенькам. Они направились к машине, потом домой, чтобы узнать, удачнее ли прошел день Ру и Бена в средней школе. Десятилетний Орион приобнял за плечи младшего брата.
— В детском саду нелегко, парень. Но мы все равно тебя любим.
— Ага, мы любим тебя, — повторил Ригель, — и твою дамскую сумочку.
— Это сумка для ланча.
— И твою сумку для ланча.
На следующий день Рози приготовила всем сэндвичи с сыром. Когда Пенн упаковывал их в разнообразные пакеты, ланч-боксы и лакированную сумку, Клод спустился со второго этажа и проскользнул на свое место за столом без единого слова. Его и без того короткие волосы были тем не менее зачесаны назад и заколоты четырьмя радужными заколками, и на нем было платье, которое он сымпровизировал, натянув собственную футболку — светло-голубую с шелковой аппликацией (единорог, жующий хот-дог, на велосипеде) — поверх длинной футболки Пенна, так что ее подол чуть ниже его талии превращался в юбку.
— Отличное платьишко, чувак. — Рот Ру был набит печеньем, поэтому его тон трудно было понять.
— Благодарю. — Клод мельком улыбнулся собственной миске с хлопьями.
Ригель поднял глаза от гусиной лапы, которую в этот момент вязал.
— Ты же не собираешься идти в этом в школу, верно?
Рози затаила дыхание, дожидаясь ответа.
— Кое в чем собираюсь, — ответил Клод.
— Тебе ж задницу напинают, — удивился Ригель.
— Задницу, задницу, задницу, — захихикал Орион, впихивая пальцы ног в уже связанную вторую перепончатую лапу, — Не то чтобы это был некрасивый наряд, — примирительно проговорил Бен. — Просто он не слишком мужественный, верно?
— А он и не мужчина, — возразил Пенн. — Ему пять лет. Он маленький мальчик.
— А может, даже и не мальчик, — заметил Ру.