– Андрей! Ты дома?
Чикатило отмер, движения его сделались четкими, лаконичными, расчетливыми. Он встал с табуретки, положил нож к остальным. Сдернул с крючка возле раковины вафельное полотенце, небрежно бросил его на стол поверх ножей и, отставив в сторону табуретку, направился к двери, где нос к носу столкнулся с Фаиной.
Жена смотрела на него с легким беспокойством.
– Андрей, ты чего молчишь как неживой? С тобой все в порядке?
– Все хорошо, Фенечка, – улыбнулся Чикатило.
– Я зову, ты не откликаешься.
– Задумался.
– Сестра звонила, – в голосе жены не было больше беспокойства, только будничность. – Она приедет погостить с племянниками на будущей неделе. Ты ведь не против?
– Когда я был против? Конечно, пусть приезжают. Поселим их в Людиной комнате.
– Люда тоже будет. У нее каникулы… – Фаина отвела взгляд, стараясь не глядеть на мужа, ожидая раздражения, но ее ожидания не оправдались.
– Ничего. Разместимся как-нибудь, – мягко улыбнулся Чикатило.
– …Но она вряд ли останется на ночь.
На этот раз Чикатило изменился в лице.
– Не сердись только, – заторопилась Фаина. – Ты должен понять, Андрей…
– Конечно, Фенечка, – Чикатило взял себя в руки, поцеловал жену в лоб. – Конечно. Я все понимаю.
Явно не ждавшая столь быстрого приятия со стороны мужа, Фаина заметно успокоилась:
– Пойду переоденусь, – улыбнулась она и вышла.
Чикатило прикрыл за ней дверь. Прошел к раковине, убрал полотенце и с невыразимой досадой посмотрел на недоточенные ножи.
Поглядывая на дверь и стараясь не греметь, он принялся поспешно убирать ножи в ящик.
* * *
В истерзанном теле с трудом можно было узнать девушку, которая убегала от Черемушкина за гаражами. Тело лежало теперь в кустах у дороги, за много километров от злосчастных гаражей. Рядом с ним колдовали эксперт и фотограф. В стороне у дороги стояло, беззвучно поблескивая мигалками, несколько милицейских машин.
Тут же у машины толстый Вася Куликов допрашивал работника лесного хозяйства. Белобрысый лейтенант, представившийся Николаем, и Овсянникова стояли рядом, внимательно следя за ходом допроса.
– Мы с Иванычем тело заметили. – Немолодой уже и явно не страдающий ораторским талантом работник лесхоза говорил с запинками. – Сначала даже не поняли, что там в кустах, а потом я ближе подошел и…
Мужчина судорожно сглотнул и замолк.
Овсянникова слушала молча. Ирине было что спросить у мужичка, но хуже нет – влезать в работу коллег.
– Тело или что-то рядом трогали? – дежурно спросил Куликов.
– Да что вы, товарищ начальник. Кино смотрим, знаем. Мы и близко не подходили. Да и страшно.
– Как не подходили? – оживился старлей. – Ты ж только что говорил, что подошел.
– Так это я ж не к телу. Это ж вон до сих пор, – указал мужичок рукой. – А там как увидел… Мертвая лежит… Одежа в клочья… Все в крови… Так я дальше не пошел. Тут стоял. А Иваныча вам звонить отправил.
Ирина не спеша отошла в сторону, направилась к трупу. С обнаружившими труп мужиками все было примерно ясно. Навстречу ей поднялся батайский эксперт.
– Вам не стоит на это смотреть, товарищ старший лейтенант, – остановил он Овсянникову, преградив ей дорогу.
– Стоит, – отрезала Ирина, подошла к трупу и присела на корточки.
Как бы жутко это ни звучало, но то, что закономерно напугало батайских коллег, ей было уже привычно.
– Что можете сказать по итогам осмотра? – спокойно поинтересовалась она.
– Множественные ножевые, – заговорил эксперт, видя, что девушка, кажется, не собирается падать без чувств. – Следы полового сношения. Глаза выколоты. Следы крови на теле и одежде, но рядом с телом практически отсутствуют. При таких ранениях можно сказать, что крови рядом с телом нет вовсе, из чего я делаю заключение, что убили ее не здесь, а труп привезли на машине и выбросили.
Овсянникова наклонилась к телу, приглядываясь к деталям. Мочка уха мертвой девушки была разорвана именно так, как и в прошлые разы, когда из уха, не расстегивая замочка, вырвали сережку.
За спиной Овсянниковой появился Куликов.
– По приметам снова ваш потрошитель, – заметил он, надеясь, что свалившаяся на его голову ростовская милиционерша хотя бы заберет себе явный висяк. – Надо доложить в Ростов?
– Сама доложу, – коротко бросила Ирина, поднимаясь на ноги. Разглядывать истерзанное тело дальше не было никакого смысла. Все, что было нужно, она уже увидела.
* * *
Домой из своей внезапной батайской командировки Ирина вернулась уже затемно. Привычно прорезал темноту общего коридора коммуналки прямоугольник света. Привычно шагнула она вперед, закрыла дверь. Привычно все снова провалилось во тьму…
Но и в темноте все было привычно. Овсянникова прошла к двери своей комнаты, по дуге огибая вешалку. Оступилась. Послышалось шипение и недовольный кошачий мяв.
– Зараза! – тихо ругнулась Ирина и отперла дверь своей комнаты, ожидая увидеть там Виталия.
Но в комнате тоже было темно. Овсянникова включила свет, щурясь, оглядела пустую комнату и грустно вздохнула.
* * *
Витвицкий обнаружился в гостинице. Он сидел за столом, что-то писал, когда в дверь постучали. Виталий посмотрел на часы, нахмурился и поплелся открывать до неприличия позднему визитеру, готовый высказать все, что о нем думает.
Но ругательства замерли на языке, стоило только распахнуть дверь. На пороге стояла Овсянникова, и вид ее растрогал и обрадовал Виталия.
– Ирина, – растерянно улыбнулся он, отступая в сторону.
Овсянникова прошла в номер, поинтересовалась:
– Ну и почему ты здесь?
Витвицкий закрыв дверь, поспешил за ней следом.
– Я подумал, что это будет неудобно, если я приду к тебе без тебя. Неловко перед соседями.
Ирина села на кровать, откинулась на подушку и устало закрыла глаза.
– Там ужин в холодильнике, – сказала она просто. – Плов.
Витвицкий снова посмотрел на часы, пробормотал неловко:
– Ресторан уже закрыт… Но есть бутерброды. Будешь?
– Буду. – Ирина резко выпрямилась на кровати, будто внутри у нее включилась запасная батарейка. – И кстати, у меня для тебя тоже кое-что есть.
* * *
Овсянникова все так же сидела на кровати, доедая последний бутерброд. Витвицкий нервно мерил шагами небольшой номер.
– Третье убийство в Батайске, – с азартом рассказывала Ирина. – И все три эпизода как под копирку. Убили неизвестно где, а в лесополосу труп подбросили. То есть опять фигурирует автомобиль. Дальше: не знаю, какие ценности были у жертвы, но мочки ушей порваны, то есть были сережки, и убийца снова их забрал, чего наш потрошитель никогда не делал.