Люблю тебя, мама. Мои родители – маньяки Фред и Розмари Уэст - читать онлайн книгу. Автор: Нил Маккей, Мэй Уэст cтр.№ 48

Мама злится. Ее письмо короткое, и она не может уснуть. Она пишет мне в полпятого утра, воспоминания о ее приговоре снова не дают ей покоя уже в тысячный раз. Она говорит, что суд был несправедливым, что произошел произвол. Иногда я верю в это, но иногда…

За неделю до того как было намечено начало суда, я навестила маму в тюрьме Винчестера неподалеку от здания суда, где должно было слушаться дело. В этой тюрьме обычно содержались мужчины, поэтому работникам пришлось соорудить специальное помещение, отдельное от мужского блока, чтобы она могла находиться там под присмотром, пока длится судебный процесс. Уже тогда ее психическое здоровье в тюрьме вызывало серьезные опасения. Ей поступали многочисленные угрозы и пожелания смерти, так что я представляю, насколько беспомощной она себя чувствовала, когда я увидела ее в комнате, где нам предстояло увидеться.

– Я ненавижу это место, Мэй. В Паклчёрч было не так плохо, я даже начала заводить там подруг. Здесь я не вижусь ни с кем, кроме сторожей и моих адвокатов, когда они приходят.

Я очень ей сочувствовала.

– Это наверняка очень тяжело, мам.

– Так и есть, Мэй. Хотя долго это не продлится. Адвокаты уверены, что меня не признают виновной.

Казалось, она искренне верит в то, что говорит. Хотя эти слова предназначались мне, помимо меня там, как обычно, в пределах слышимости стояли охранники и, конечно, пытались услышать в маминой речи доказательства в пользу ее обвинения. Я думала, что она хотела сказать это так, чтобы они услышали ее слова и поняли: ей нечего скрывать, она уверена в своей невиновности. Я могу догадаться, насколько сильно власти пытались завладеть хоть чем-то, что прямо доказывало ее вину, потому что я говорила с ее адвокатом, и он сказал мне, что за месяцы интенсивного расследования полиция так и не смогла найти ничего, что явно бы указывало на мамину причастность к убийствам.

Несмотря на этот оптимизм, мама говорила о своем беспокойстве: папино самоубийство усложняет ее попытки выйти из этого дела с честью, потому что разгневанное общество требует, чтобы кто-то поплатился за все папины убийства, а раз его самого уже не привлечешь к ответу, вину могут повесить на маму.

– Смотри, Мэй, какое дерьмо мне приходится разгребать из-за этого мудилы! Ну ничего, люди поймут, где правда, когда сами все узнают.

– Надеюсь.

– Так и будет, Мэй. А когда все закончится, мы сможем начать все заново, правда? Я тут думала, что могла бы переехать в Ирландию.

– В Ирландию?

– Я не смогу спокойно жить в этой стране, но там ведь меня никто не знает. Ты тоже сможешь туда поехать. Ты, Стив, Тара, твои дети – и все остальные мои дети, когда выйдут из-под опеки. Мы снова станем семьей, Мэй. Одной большой семьей. Купим ферму где-нибудь за городом и заживем простой жизнью, ты только представь.

Я не знала, что и сказать. Я верила в то, что она невиновна, и была счастлива видеть ее уверенность в собственной правоте, но я не хотела поддерживать ее желание оставаться в этом мире фантазий.

– Давай не будем думать обо всем сразу, ладно?

Она резко ответила:

– Не будь пессимисткой, Мэй. Мне нужно, чтобы ты тоже поверила в то, что все будет хорошо!

– Я знаю, мам, я знаю, что важно не падать духом.

Я принесла ей одежду, которую она хотела надеть на заседание суда. Она сама ее выбрала по каталогу «Аргос Аддишнс», и я заказала. Это были платья спокойных тонов, изумрудного и черного, и темный пиджак. Мама знала, что вид, в котором она предстанет на суде, может повлиять на то, как присяжные ее воспримут, а значит, повлиять и на их решение, так что она стремилась одеться подобающе и показывать свое уважение к процессу. На поздних этапах суда, которые пришлись перед днем памяти погибших в Первую и Вторую мировые войны, она даже оделась в алый цвет. Она очень старалась, чтобы общественное предубеждение против нее не помешало решению по ее делу.

Я жила в подвальной квартире в Челтнеме, но Тара, жившая в Глостере, разошлась со своим партнером и предложила мне переехать, чтобы жить вместе с ней и ее маленьким сыном. Я ненавидела Глостер и без раздумий бы отказалась, но я была уже на шестом месяце беременности и чувствовала себя очень уязвимой вдали от всех. Так что я с радостью приняла предложение Тары, так как знала, что, по крайней мере, мы с ней сможем друг друга поддерживать в такую тяжелую пору.

Жить там оказалось непросто. Мы отчаянно старались любыми способами сохранять нашу жизнь в тайне. Мы редко выходили из дома, только за едой, а еще я ездила на перинатальную терапию в Челтнем. Время от времени с нами связывались полицейские и передавали новости насчет предстоящего суда. Как раз во время одного из таких разговоров они признались, что временный дом, где я жила с мамой, прослушивался. Очевидно, они сказали мне об этом лишь потому, что это наверняка стало бы известно на суде, так что я бы это узнала и без них. Я не удивилась. Я достигла состояния, в котором почти ничего из того, что могло бы произойти, уже не могло меня удивить. Однако я разозлилась и поняла это так, что следователи подозревали, будто я знаю об убийствах больше, чем рассказала им. В конце концов, во время суда стало ясно, что за все то количество дней, за которые они собирали подслушанную за мамой информацию, мама не сказала ничего, что позволило бы ее обвинить.

Я не присутствовала на суде. Даже если я бы и захотела, меня бы не допустили, потому что, как мне сказали, меня могли бы вызвать туда как свидетельницу защиты. Я чувствовала облегчение от того, что мне не нужно торчать в суде и высиживать весь этот процесс там от начала до конца. А еще я знала, что мне бы пришлось столкнуться с толпами журналистов и смотреть, как представители обвинения накидываются на маму.

Так что я осталась в Глостере, в доме с Тарой.

Однако мы не могли делать вид, будто суда не происходит – этот процесс называли «Суд века» и очень подробно обсуждали в газетах и по телевизору, к тому же нас не могли не волновать результаты этого суда, это было крайне важно для нас лично, так что мы следили за ним в прессе столь же внимательно, как, казалось, и вся страна.

Мама позвонила мне в первый день процесса, прямо перед своей короткой поездкой из тюрьмы в Королевский суд Винчестера. По голосу она казалась спокойной и все еще была уверена в будущем решении.

– Все будет хорошо, Мэй. Я знаю это.

Она сказала, что ее адвокат, Лео Гоутли, считает так же. Ее команда защиты уверяла, что сторона обвинения хорошо знает, насколько их дело неважно состряпано.

– Теперь только от меня все зависит, мне нужно продержаться несколько недель и пережить все это, неважно, что они мне будут предъявлять. А затем мы сможем снова наладить нашу жизнь.