Мистер Петтигрю-Робинсон дал о ссоре живой отчет. Он категорически заявил, что не могло быть ошибки, что стукнула дверь спальни герцога.
— Вскоре после трех нас позвал мистер Арбатнот, — продолжал свидетель. — Я спустился к оранжерее и увидел, что он и обвиняемый моют усопшему лицо. Я заметил, что они поступают неразумно: могут уничтожить ценные для полиции улики, — но они на мои слова не обратили внимания. Вокруг было много следов. Я хотел их рассмотреть, потому что у меня возникла версия…
— Остановитесь! — прервал его председатель суда. — Пожалуйста, отвечайте на вопросы и не добавляйте ничего от себя.
— Разумеется, — кивнул Петтигрю-Робинсон. — Я отнюдь не намерен предполагать, что происходило нечто неправильное, но считаю…
— Неважно, что вы считаете. Послушайте меня. Когда вы впервые увидели тело, как оно лежало?
— На спине. А Денвер и Арбатнот мыли ему лицо. Труп явно перевернули, потому что…
— Сэр Уигмор, — вмешался председатель суда, — вы обязаны контролировать своего свидетеля.
— Сосредоточьтесь на фактах, — сердясь, потребовал обвинитель. — Нам не нужны ваши заключения. Вы сказали, что, когда впервые увидели мертвого, он лежал на спине. Это так?
— А Денвер и Арбатнот его мыли.
— Хорошо. Теперь я хочу перейти к другой теме. Вы помните случай, когда обедали в Королевском автомобильном клубе?
— Помню. Это было в один из дней в прошлом августе. Шестнадцатого или семнадцатого числа.
— Можете сказать, что тогда произошло?
— После обеда я зашел в курительную и читал в глубоком кресле с подголовником, когда заметил, как туда вошел обвиняемый с покойным капитаном Кэткартом. Они решили, что в курительной одни, иначе вели бы себя осторожнее и не говорили бы то, что сказали. Сели неподалеку от меня и начали беседу. Кэткарт склонился к собеседнику и что-то прошептал, но я не расслышал. Обвиняемый с испуганным лицом вскочил и воскликнул: «Ради бога, не выдавайте меня! Будут жуткие последствия!» Кэткарт хотел его успокоить — что-то ответил, но я не разобрал. У него был какой-то вороватый голос. «Не надо, и все! — отрезал обвиняемый. — Я не могу позволить, чтобы этим кто-то завладел». Судя по всему, он был сильно встревожен. Капитан Кэткарт рассмеялся. Они понизили голос. И это все, что мне удалось услышать.
— Спасибо.
Сэр Импи приступил к допросу свидетеля с вкрадчивой вежливостью.
— Вы, мистер Петтигрю-Робинсон, наделены исключительной способностью наблюдения и дедукции, — начал он, — и, как я вижу, пользуетесь своим благодатным воображением, чтобы изучать мотивы и характеры людей.
— Могу назвать себя исследователем человеческой натуры, — ответил, заметно успокаиваясь, свидетель.
— И люди склонны вам доверять?
— Безусловно. Я величайшее хранилище свидетельств их душ.
— И в день смерти капитана Кэткарта ваше знание мира наверняка пригодилось семье?
— Они не захотели извлечь пользы из моего опыта, — ответил, внезапно взрываясь, Петтигрю-Робинсон. — Не обращали на меня никакого внимания. Вот если бы тогда они воспользовались моим советом…
— Спасибо, спасибо, — поспешно поблагодарил свидетеля юрист, предвосхищая возмущенную реплику поднявшегося председателя суда, и продолжил: — Если бы капитан Кэткарт имел какой-нибудь секрет или неприятность в жизни, поделился бы он с вами своими проблемами?
— Всякий разумный молодой человек так бы и поступил, — не сдержался Петтигрю-Робинсон. — Но капитан Кэткарт был неприятно скрытен. Единственный раз, когда я поинтересовался его делами, он ответил очень грубо. Назвал меня…
— Довольно, — поспешно вмешался сэр Уигмор. Ответ на вопрос был совершенно иным, чем он ожидал. — Как назвал вас покойный, не имеет значения.
Мистер Петтигрю-Робинсон удалился, оставив о себе впечатление человека злопамятного, чем очень развеселил Глайбери и Браунригга-Фортескью, которые не переставали хихикать во время допроса двух последующих свидетелей.
Миссис Петтигрю-Робинсон мало что добавила к расследованию. Далее на трибуну вызвали сестру погибшего. Сэр Импи спросил мисс Кэткарт о родословной капитана Кэткарта. Она с глубоким неодобрением в голосе объяснила, что ее брат, повидавший виды мужчина средних лет, позволил девятнадцатилетней итальянской певичке его окрутить, и та женила его на себе. Жизнь они вели беспорядочную, и сын полностью находился на попечении матери. Свидетельница сказала, что Дэниса раздражала ее опека, он общался с людьми, которых она не одобряла, а затем уехал в Париж строить дипломатическую карьеру, и с тех пор мисс Кэткарт его почти не видела.
Во время перекрестного допроса инспектора Крейкса была затронута интересная тема. Ему продемонстрировали перочинный нож, и он узнал его как тот, что был найден на трупе Кэткарта.
Вопрос от мистера Глайбери:
— Вы замечаете на лезвии какие-нибудь следы?
— Да, возле ручки имеется небольшая зазубринка.
— Могла ли такая образоваться от того, что ножом пытались отодвинуть оконную щеколду?
Инспектор согласился, что могла, но усомнился, что для такого дела решили воспользоваться настолько маленьким ножом. Продемонстрировали револьвер, и был поднят вопрос о его владельце.
— Милорды, — вмешался сэр Импи, — мы не обсуждаем принадлежность револьвера герцогу.
Члены суда удивленно подняли глаза. После показания егеря Хардро, что он слышал выстрел незадолго до полуночи, заслушали свидетельство врача.
— Мог ли покойный сам себя ранить? — спросил сэр Импи.
— Конечно, мог.
— Могла ли эта рана стать причиной немедленной смерти?
— Судя по количеству крови на дорожке, нет.
— Как по-вашему, свидетельствуют ли обнаруженные следы о том, что раненый полз в направлении дома?
— Вполне. У него могло для этого остаться достаточно сил.
— Подобная рана способна вызвать лихорадку?
— Не исключено. Раненый мог время от времени терять сознание и, лежа на мокром, получить озноб.
— Можно ли по внешнему виду трупа предположить, что покойный после ранения прожил еще несколько часов?
— С большими основаниями.
Сэр Уигмор, со своей стороны, подытожил, что характер ранения и вид местности согласуются с версией, что в Кэткарта с близкого расстояния стрелял другой человек, а затем раненого тащили к дому, пока он не скончался.
— Куда, по вашему опыту, обычно стреляет человек, намеренный совершить самоубийство: в грудь или в голову?
— Скорее в голову.
— Этого достаточно, чтобы предположить, что имело место убийство?
— Я бы так далеко не заходил.
— Но при прочих условиях вы заявляете, что для самоубийства более характерно стрелять в голову, а не в тело?