— О, закон однозначно трактует это как преступление, — перебил Уимзи. — А вы, положа руку на сердце, тоже сочли бы это страшным грехом? Это ведь никакого вреда никому не принесло бы.
— Нам не дано этого знать, — ответил мистер Тредгоулд, — поскольку нам неведомы пути, коими Господь ведет наши души. Возможно, в эти последние недели или даже часы страданий и забытья душа проходит некую необходимую часть своего земного пути. Не нам прерывать его. Кто мы такие, чтобы распоряжаться чужой жизнью и смертью?
— Вообще-то мы каждый день это делаем. Жюри присяжных, солдаты, врачи… Тем не менее мне кажется, что данный случай — нечто другое. И еще, вторгаясь в это дело — пытаясь выяснить факты и так далее, — можно только больше навредить, навлечь новые беды.
— Я думаю, — сказал мистер Тредгоулд, — что грех — хотя здесь было бы уместней другое слово — вред, наносимый обществу, неправедность содеянного пагубно влияет не столько на убитого, сколько на убийцу. Особенно, конечно, если убийство выгодно убийце. Могу я спросить, то «желательное», о чем вы упомянули и что больной в любом случае намеревался сделать, принесло выгоду другому?
— Да. Определенно. Ему… ей… да, принесло.
— Это сразу переводит его поступок в иную плоскость: это не то же самое, что приблизить смерть человека из сострадания. Грех — в намерении, не в деянии. И в этом заключается различие между законом людским и законом Божьим. Пагубно для человека считать, что он имеет право распоряжаться чужой жизнью к собственной выгоде. Это ведет к тому, что он начинает ставить себя над всеми законами, — человек, безнаказанно совершивший намеренное убийство, опасен для общества. Вот почему — или и поэтому тоже — Господь запрещает личную месть.
— Вы хотите сказать, что одно убийство может повлечь за собой и другое?
— Так часто бывает. Во всяком случае, одно убийство ведет к готовности совершать другие.
— Оно и привело. И в этом-то проблема. Других убийств не было бы, не начни я выяснять, что случилось. Может, мне не следовало вмешиваться?
— Понимаю. Это трудный вопрос. А для вас — ужасно мучительный. Вы чувствуете себя ответственным!
— Да.
— Вы сами не преследовали цель личной мести?
— О нет. Ко мне это не имеет никакого отношения. Я, как дурак, ввязался в дело, чтобы помочь человеку, который попал в беду, поскольку на него пало подозрение. Но мое непрошеное вторжение вызвало цепную реакцию новых преступлений.
— Вам не стоит слишком корить себя. Вполне вероятно, что страх разоблачения привел бы убийцу к новым преступлениям и без вашего вмешательства.
— Это правда, — согласился Уимзи, вспомнив мистера Тригга.
— Мой вам совет: делайте то, что считаете правильным согласно законам, в уважении к которым мы воспитаны, а последствия предоставьте Господу. И старайтесь испытывать милосердие даже к порочным людям. Вы ведь понимаете, что я имею в виду. Предайте преступника правосудию, но помните: всем воздастся по справедливости, ни вам, ни мне не избежать Высшего суда.
— Я знаю. Сбив противника с ног, не надо топтать его. Конечно. Простите, что растревожил вас. И извините мое поспешное бегство, но у меня важная встреча с другом. Я вам очень благодарен. Теперь я чувствую себя не так мерзко. Но мне нужно было снять камень с души, — сказал Уимзи.
Мистер Тредгоулд смотрел, как он торопливо удаляется, обходя надгробия.
— О-хо-хо, — пробормотал священник себе под нос, — какие они все же славные: сколько доброты, щепетильности и сомнений таится под панцирем кодекса выпускника привилегированной школы. Они гораздо более чувствительны и слабонервны, чем принято думать. Трудно понять этих аристократов. Надо будет затронуть поднятый им вопрос во время завтрашней службы.
Будучи человеком практичным, мистер Тредгоулд завязал узелок на носовом платке, чтобы не забыть о своем благочестивом решении.
«Проблема выбора — вмешиваться или не вмешиваться, закона Божьего и закона кесарева. Полицейские. Впрочем, для них тут проблемы нет. Но как же трудно обычному человеку размотать клубок собственных намерений. Интересно, что привело его сюда? Неужели… Нет, — оборвал себя викарий, — я не имею права строить предположения!» Он снова достал платок и завязал на нем еще один узелок на память, чтобы не забыть на следующей исповеди упомянуть, что поддался греху любопытства.
Глава 20
Убийство
Зигфрид: Что это означает?
Айзеранд: Небольшое похищение, только и всего.
Т. Беддоус. Шуточки смерти
Паркер тоже провел полчаса без желаемого результата. Как выяснилось, мисс Уиттакер не только не любила фотографироваться, но и уничтожила все свои существующие снимки, до которых смогла добраться после смерти мисс Доусон. Конечно, они могли найтись у многих друзей мисс Уиттакер, в первую очередь у мисс Файндлейтер, но Паркер не был уверен, что в данный момент стоит поднимать шумиху. Вероятно, какая-нибудь фотография могла быть у мисс Климпсон. Он пошел на Нельсон-авеню. Мисс Климпсон не оказалось дома, ее уже спрашивал другой джентльмен. У миссис Бадж от любопытства стали округляться глаза — ее явно начали одолевать сомнения насчет «племянника» мисс Климпсон и его друзей. Паркер отправился по местным фотографам. Их было пять. У двух из них он получил несколько групповых фотографий, сделанных во время церковных базаров и домашних спектаклей, на которых мисс Уиттакер присутствовала лишь в виде неузнаваемой фигуры. Она никогда не заказывала в Лихэмптоне своего студийного портрета.
Что касается мисс Файндлейтер, то здесь, напротив, нашлось большое количество превосходных фотографий: невысокая светловолосая девушка с томным взглядом, пухленькая, довольно миловидная. Все фотографии Паркер отправил в Лондон, указав, что они должны быть разосланы по полицейским участкам с описанием одежды, в которой дам видели в последний раз.
Бодрыми и радостными из всей компании к «Джорджу» прибыли только второй полицейский, который вдоволь наслушался местных сплетен от владельцев гаражей и гостиниц, да главный констебль — этот и вовсе имел вид триумфатора. Обзвонив полицейские участки графства, он выяснил, что автомобиль с номером XX9917 в понедельник видел какой-то мальчик-скаут на дороге, ведущей в Краус-Бич. С самого начала уверенный, что девушки действительно отправились в Краус-Бич, констебль радовался тому, что утер нос представителю Скотленд-Ярда. Уимзи и Паркер удрученно признали, что для дальнейшего расследования следует ехать в Краус-Бич.
Тем временем один из фотографов, чей кузен служил в «Лихэмптон меркьюри», связался по телефону с этим идущим в ногу со временем изданием, очередной выпуск которого был готов к печати. Отсылка газеты в типографию была приостановлена, и в срочном порядке подготовлен специальный выпуск; потом кто-то позвонил в лондонскую «Ивнинг вьюз», и та разразилась сенсационной новостью на первой полосе. Лиха беда начало: «Дейли йелл», «Дейли вьюз», «Дейли уайр» и «Дейли тайдингз», испытывавшие нехватку горячих новостей, на следующее утро вышли с крупными заголовками об исчезновении двух молодых женщин.