Я опустила вилку, повернулась, чтобы взглянуть ему в лицо и погладить слегка заросший щетиной подбородок.
– Когда тебя нет рядом, я действительно скучаю по дому. Но когда мы вместе, мне ничего больше не нужно.
На щеках у него на мгновение показались ямочки, и я наклоняюсь, чтобы прикоснуться губами к ближайшей из них.
– Я прижму тебя к себе так, что ты не будешь скучать, – произнес он хрипло.
– Пожалуйста, сделай это, здесь вообще-то достаточно места.
Я приняла многозначительный вид и поерзала у него на коленях, а он слегка куснул меня за мочку уха и сказал:
– Договорились!
Мы рассмеялись и принялись есть из одной тарелки, с одной вилки, по очереди отправляя кусочки еды друг другу в рот.
Я почувствовала в нем волнение, которое обычно говорило о наступлении маниакальной стадии. Он явно хотел что-то сделать. Поэтому я уступила ему инициативу, и он щекотал мои губы вилкой, и я покорно открывала рот, чтобы он мог покормить меня.
Мне нравилось, как его глаза темнели каждый раз, когда он смотрел на мои губы.
Он сунул руку в рукав атласного халата и нежно погладил мои руки, а потом повернулся к столу и подцепил на вилку немного еды. Я смотрела, как он положил ее в рот, а потом отрезал кусочек цыпленка и скормил его мне, добавив гарнира.
Теперь он смотрел, как я ем, и его губы расплылись в довольной улыбке.
– Скажи, кому ты принадлежишь? – нежно спросил он, поглаживая меня по спине.
Мое сердце просто растаяло, а он положил вилку на стол и обнял меня за талию под халатом, а затем наклонился и провел губами по моему уху, хрипло прошептав:
– Мне, ведь правда?
– Я всецело принадлежу тебе.
Я уселась так, чтобы обхватить его ногами, и зарылась носом в его теплую шею, крепко обнимая его стройную талию.
– Я так нервничаю по поводу решающего боя. А ты?
Он раскатисто рассмеялся и слегка откинулся назад, чтобы взглянуть на меня. Всем своим видом он выражал крайнее изумление.
– Почему это я должен нервничать? – Он взял меня за подбородок и посмотрел мне в лицо смеющимися глазами. – Не сомневайся, Брук, я уделаю его.
Голос его звучал так непоколебимо уверенно, что мне даже стало жаль бедолагу Скорпиона. Реми не только собирался сокрушить его, но и сделать это с удовольствием.
– Реми, мне нравится, как ты дерешься, но ты даже не представляешь, как я каждый раз переживаю за тебя.
– Но почему, Брук?
– Потому что ты… так важен для меня. Я не хочу, чтобы ты пострадал, и мне приходится переживать этот страх каждый вечер, когда ты выходишь на ринг. Даже зная, что ты непременно победишь, я все равно страшно волнуюсь.
– Брук, скажи, ты счастлива со мной?
Его лицо заметно посерьезнело. Было видно, что он напряженно ждал ответа, как в прошлый раз, когда он спрашивал меня, понравился ли мне поединок.
Я видела предельное напряжение в его глазах и понимала, что мой ответ крайне важен для него, не менее важен, чем для меня его отношение ко мне.
– Я безумно с тобой счастлива, Реми, – призналась я, обняла его, вдохнув его запах, который всегда действовал на меня расслабляюще. – Ты делаешь меня такой счастливой. Безумно, безумно счастливой, и точка. Не хочу расставаться с тобой ни на секунду. И ненавижу, когда все эти женщины глазеют на тебя и кричат от восторга.
Его голос вдруг изменился и приобрел теплый оттенок, как во время секса.
– Я принадлежу тебе. Ты – единственная женщина, с кем я хочу разделить дом. – Он глубоко вздохнул и прошептал прямо в ухо: – Ты – моя женщина, и должна принадлежать мне одному.
С этими словами он посадил меня рядом и снова принялся кормить.
Он явно приходил в восторг, наблюдая, как я открываю и закрываю рот, жую то, что он предлагал мне.
Ему нравилось меня кормить, и я подумала, что это навязчивое стремление шло из глубокой древности, от наших далеких предков, каких-нибудь питекантропов.
Мы с аппетитом ужинали, целовались, я рассказывала ему про Мелани, про то, как однажды они с Райли провели ночь вместе, а теперь стали лучшими друзьями и забрасывают друг друга сообщениями, а он смеялся и просил меня рассказать еще что-нибудь, не отрываясь от еды.
Поэтому я рассказывала ему о своих родителях, о любвеобильной сестре, которая влюблялась во всех, кто движется, а он улыбался, и я радовалась тому, что могу развеселить его.
– А ты помнишь что-нибудь хорошее о своих родителях? – спросила я, когда мы вернулись в спальню и я забралась в постель.
– Мама обычно всегда крестила меня на ночь в детстве. – Он запер дверь для того, чтобы Райли не ворвался в спальню утром и не застал нас голыми. – Она крестила мой лоб, рот и сердце.
– Значит, она очень верующая?
Ремингтон пожал плечами и подошел к спортивной сумке, чтобы достать плеер.
Честно говоря, всякая мысль о родителях Ремингтона казалась мне сущей пыткой. Как можно верить в Бога и бросить на произвол судьбы самое прекрасное из человеческих созданий, которое я только встречала, пусть и полное противоречий? Как его родители могли так поступить?
Реми положил наушники на прикроватную тумбочку. Я поняла, что он хочет, чтобы я осталась у него на всю ночь, и не собирается спать.
– А ты скучаешь по семье? – спросила я, когда он прилег рядом.
Кровать скрипнула, когда Реми протянул ко мне руки.
– Невозможно скучать по чему-то, чего у тебя никогда не было.
Я не ожидала такого ответа. Мне захотелось плакать и в то же время защитить его от всех невзгод.
Он развязал пояс атласного халата и стянул с меня тонкую ткань. Ему нравилось, когда я полностью обнажена и он может лизать меня везде, как лев, а я люблю доставлять ему удовольствие, и еще мне нравится то, как он прижимает меня к себе, кожа к коже. Поэтому я вытащила руки из рукавов халата и отбросила его в сторону.
В ту минуту мне непреодолимо захотелось дать ему все, что у меня есть. Мое тело, душу, сердце и даже семью.
– Если я тебе кое-что скажу сейчас, – прошептала я, когда мы улеглись так, как больше всего любили – повернувшись друг к другу, плотно соприкасаясь телами, и я положила ногу между его бедер, – ты сможешь завтра это вспомнить?
Он прикрыл нас одеялом и прижал мое лицо к своей шее, поглаживая меня по спине.
– Надеюсь, смогу.
Я чувствовала, как его нога прижимается к моей, улыбнулась и протянула руки, чтобы погладить его волосы, чтобы он смог расслабиться, и вдруг мне в голову пришла идея. Нужно сказать, блестящая. Надеюсь, он поймет, что я хочу сказать, и, спрашивая так, как задумала, я не стану слишком сильно давить на него, чтобы не появилась неловкость. На самом деле ему даже вовсе и не нужно отвечать на мой вопрос.