18
Бонар зашел в «Хантерс-Инн», отыскал Холлорана, который ссутулившись сидел в дальней кабинке, поспешил к нему и с тяжелым вздохом опустился на виниловое сиденье. Каждая минута прошедшего долгого дня тяжким грузом повисла у него на плечах, и выглядел он соответственно.
– Так вот. Я послал отпечатки наших трупов этому твоему Родраннеру и положил в мою зверюгу все, что ты велел. Но зачем ты хочешь ехать через все северные леса в «камаро» шестьдесят девятого года выпуска – я, хоть убей, не понимаю.
Холлоран постучал ластиком сточенного карандаша по карте, лежащей перед ним на столе.
– Мы собираемся встретиться с Магоцци и остальными в Гамильтоне, верно?
– Верно. Я думал, мы выедем на магистраль и прокатимся с ветерком, но ведь «камаро» для тамошних патрулей – лакомая добыча. Вот если бы мы взяли казенный джип, они бы нас не стали тормозить. Включили бы мигалки и ехали себе, как по проспекту.
Холлоран откинулся назад и потер глаза.
– Мы опережаем Магоцци где-то на полчаса. Поэтому поедем северным маршрутом.
Бонар умудрился дотянуть свои мохнатые брови чуть ли не до середины лба.
– Через округ Миссакуа?
– Можем по дороге заодно посмотреть, что там творится. Если федералы настроены так серьезно, что убрали с дорог патрули Эда Питалы, то, наверное, они расставили блокпосты на всех въездах в Миссакуа, чтобы чужие копы к ним тоже не забредали. Но гражданский транспорт – это совсем другое дело. Они не могут его заблокировать. А уж ничего более гражданского, чем «камаро» шестьдесят девятого года, просто не бывает.
Бонар надул щеки, поотдувался с горестным видом и помахал владельцу заведения, стоящему за стойкой бара.
– Если нас на границе с Миссакуа остановят очень хорошо одетые джентльмены в количестве сотен трех, наша форма нас все равно выдаст, – если только ты не планируешь поубивать их всех из дробовика и карабина, которые я по твоему приказанию засунул под заднее сиденье.
Холлоран отхлебнул лучшего в округе Кингсфорд кофе.
– После того как они сегодня нас погоняли, я начинаю думать, что это был бы не самый плохой способ провести субботний вечер.
Бонар закатил глаза и некстати уперся взглядом в чучело зайца с оленьими рогами, повешенное на стене. Он скривился от отвращения и спросил:
– Шериф, что мы тут делаем? Ты же знаешь, что я это место ненавижу.
– Здесь лучшая еда во всей округе, а ты хотел перед выездом подкрепиться. Закусочная уже закрыта, а на той дороге, по которой мы поедем, ничего приличного в смысле еды не встретишь. А здесь тебя ждет превосходный чизбургер с целой горой лука. Старина Джо держит его для тебя в дальнем конце гриля.
Бонар улыбнулся:
– Ты заказал с луком, несмотря на то что мы едем вместе?
– Я подумал, что у тебя хватит вежливости на то, чтобы не раскрывать рот всю дорогу.
– Хорошо еще, что ты не выбрал кабинку с чучелом кота.
– Ее даже я терпеть не могу. Я же этого кота гладил каждый раз, когда сюда приходил.
Бонар обвел глазами темное помещение, сморщил нос и притворился, что ничего не видел. Дом, в котором располагался бар Джо, был построен из сосновых бревен, срубленных в незапамятные времена дедом Джо и обтесанных вручную, и через каждые несколько футов со стен на тебя смотрели стеклянные глаза какого-нибудь мертвого животного. У Бонара от этого мурашки по спине бежали.
Тут был и двухголовый теленок, родившийся в семидесятых от одной из призовых гернзейских коров Барклея Уидена, и губастый широкогрудый американский лось, у которого уже начала плесневеть шкура, и вообще все лесные звери, которых только можно себе представить, – было даже семейство бурундуков, прибитое к резной доске и обложенное фальшивым мохом. Насколько знал Бонар, сам Джо никого из них не убил – ему ненавистна была даже мысль о том, чтобы отнять жизнь у живого существа, – но звери висели тут со времен его деда, и, как он всем объяснял, не выбрасывать же на помойку хорошие чучела.
И еще тут был кот – единственный вклад Джо в кошмарный интерьер. Господи, как он любил этого кота, все двадцать три года, что эта полосатая злая бестия, которой до всего было дело, прожила в этом баре. Если ему что не нравилось, он царапал посетителей длинными, бритвенно-острыми когтями, а успокоиться и заснуть мог, только нализавшись капель из-под подтекающего пивного крана. «Странный способ почтить память друга, – подумал Бонар, – сделать из него чучело и повесить на стену».
– Мне кажется, я здесь есть не смогу, – плаксивым голосом сказал он.
Холлоран устало улыбнулся:
– Ты сможешь есть и в собственном гробу.
– Да, но здесь – это будто в чужом гробу.
Из-за того, что Бонара раздражала обстановка, он ел медленнее, чем обычно, и ему потребовалось целых десять минут для того, чтобы справиться с чизбургером, и еще пять – чтобы разделаться с картофелем фри, луковыми кольцами и капустным салатом.
Холлоран смотрел, как он ест, и пил кофе, чтобы не заснуть по дороге. Когда Бонар отодвинул в сторону тарелку, он положил на столик несколько банкнотов и встал.
– Надо ехать.
Бонар кивнул, но было видно, что двигаться ему не хочется.
– Боже, как я устал. Ты не хочешь еще раз связаться с Грин-Бэй, прежде чем мы отправимся?
– Я звонил им перед твоим приходом. Шарон и остальные не появлялись. Детектив, с которым я говорил до этого, уже час как ушел домой, но все патрули там в курсе, что «ровер» объявлен в неофициальный розыск.
Прижав кобуру к бедру, Бонар встал.
– Поначалу я думал, что мы похожи на двух старух, – подняли такую суматоху только потому, что женщина, которая смотрит на тебя как на пустое место, опаздывает на несколько часов. Но я посчитал эти часы, пока готовил машину к поездке, и что-то их уже слишком много набежало.
Холлоран внимательно посмотрел на него и кивнул.
– Черт, Майк, все это пугает меня до чертиков.
Что в «камаро» Бонара было хорошо – кроме мощного двигателя «шевроле» объемом четыреста двадцать семь кубических дюймов – так это то, что он в прошлом году поставил в него новую полицейскую радиостанцию.
На частоте округа Кингсфорд звучали обычные для субботнего вечера переговоры: пара нарушений общественного порядка в нетрезвом виде, драка в баре с легкими телесными повреждениями, старый Рон Ронер, который уже лет сорок как каждую субботу видел высаживающихся у него на участке пришельцев, – но когда Бонар переключился на частоту Миссакуа, эфир будто вымер.
– Ну вот, – вздохнул Бонар. – Колыбельная от ФБР.
– А почему бы, собственно, не сказать по радио, что этот болван Уэллспринг, засевший в известковом карьере, и впрямь болван? Пока мы в этой машине, они нас в жизни не догонят.