Улей 2 - читать онлайн книгу. Автор: Елена Тодорова cтр.№ 58

Ева смеется, вспоминая, что «индюшка» — замена, которую использует Дашка оскорбительному «сучка». Хотя в современном обществе последнее почти комплимент, а первое более оскорбительно.

— Улыбается гаденько… — подхватывает.

— Плюется ядом…

— Смотрит свысока…

— Речь поставленная, местами — артефакт…

— Предложения каверзные, вопросы провокационные…

— Не спи с ней, парень. «После» она откусит тебе голову, как самка богомола.

— Точно. Чтобы не «свистел» о произошедшем всем подряд.

Через пару минут.

— Да, он тоже гад. Хвастун. Спи с ним, милая. Наслаждайся.

— И голову не забудь откусить.

На мгновение замолкают, следя за происходящим на экране.

— О, нет, — стонет сквозь смех Захарченко.

— Она взялась не за ту голову. Что ж, тоже неплохо…

— Я всегда думала, что индюшки не делают «это».

— Минет?

— Ужас, Исаева! Не произноси этого вслух. Звучит мерзковато, — лепечет красная, как рак, Дашка.

— Грязненько, — выпаливает Ева, понижая тон.

— Гаденько.

— Закрой глаза, Пресвятая Дарья, — перекрывает подруге видимость ладонью.

— Нет уж! Уберись, Исаева! Я все равно хочу посмотреть.

— Дурочка! Кошмары будут сниться. Монстр выползет из-под кровати…

— О-о-о, — запинается рыжая, отлепив Евину руку.

— Похоже, он решил отплатить нашей стерве той же монетой, раз она пощадила его дружка.

— Ты хотела сказать, приласкала? Это уже не похоже на соперничество? Они обсасывают друг друга!

— Она точно не собирается откусывать ему… голову.

— Фу-фу, что это был за звук там? Он не сожрет ее? Мне что-то перехотелось леденец, — бормочет Дашка.

Ева смеется, пока подруга пилит ее внимательным взглядом.

— Вы с Титовым так делаете?

— Что? — смех резко обрывается. — Отстань! Смотри лучше фильм.

— Все-так делают, что ли? — едва ли не обиженно.

— Я не собираюсь обсуждать это с тобой.

— Не прикасайся ко мне, — то ли в шутку, то ли всерьез требует рыжеволосая.

Еве пришлось поймать Захару за руку, чтобы она не упала на спину.

— Стой, дурочка!

— Нет-нет!

— Да-да! Не двигайся! Я не знаю, делали ли мы что-то подобное. Но, — понизив голос. — Честно говоря, я не вижу в этом ничего сверхужасного.

Глаза подруги сужаются.

— С этих мыслей все и начинается. Угу, — авторитетно.

Отчаянно покраснев, Ева осознает то, что обычно случалось наоборот: она смущала Дашку.

— Да тебя накрыло с головой! — с благоговением выдыхает та. — Ничего не говори! Стоп, — смеется, а потом заявляет полушутя-полусерьезно: — После этого, с сегодняшнего дня, Титов официально — мой кумир.

— Умолкни уже, ненормальная, — шикает, но не может не хихикать на пару с Захарой, чувствуя необычайную легкость внутри себя. — Молчи! Терентий Дмитриевич дома. Не хватало, чтобы он услышал все эти глупости.

— Думаю, поздняк метаться, самурайша… Сдали мы тебя с потрохами, — уклоняясь, вопит: — Ева втрескалась в Адама!

— Замолчи!

— Ева обожает Адама! Ева обожает обожать Адама! Ева люби…

— Придушу тебя… Чес слово!

— Нет-нет… только не щекотка… это запрещенный прием…

— Сама виновата!

— Я раскаиваюсь…

— Поздно… — визжит, когда Дашка, вильнув в сторону, щекочет ее под ребрами.

— Исключительно в целях защиты.

— Я запомню!

Хохот девушек становится таким громким, что заглушает слова, которые и без того трудно разобрать из-за эмоций, с которыми они сказаны.

— Боже… — выдыхает рыжеволосая многим позже.

— Иди ты нафиг, Захара. У меня от тебя скулы болят. И живот. Вся деревянная от мышечного напряжения.

Дашка перемещается, устраиваясь напротив Евы.

— Есть такая метода. Ты ее любила… Расслабляющее дыхание. Вдыхай и считай, — набирает полную грудь воздуха и медленно выдыхает.

Ева повторяет два полноценных вдоха-выдоха, а на третьем прыскает смехом.

— Твои щеки! Захара, ты похожа на Кузю.

— Какого еще Кузю? — по инерции хихикает Дашка.

— Изумрудный мой! Яхонтовый, — искажая голос, скрежещет Исаева, как баба Яга, хватая подругу за плечи. — Крендельков покушал, отведай пирожков…

— А ну, изба, стой! — быстро включается Захара. — Ать-два! Зарывайся!

— Самоварчик у нас новенький, ложечки серебряные, прянички сахарные. Догоним, чай пить будем! — клацает зубами у лица подруги.

Дашка, не удержав серьезного выражения на лице, прыскает и хохочет, отодвигаясь и падая на спину.

— Не кукожься так, бабушка.

— Страшно?

— Нет. Переживаю, чтобы у тебя преждевременные морщины от этого не появились.

— Ой, все! Перестань. У меня реально живот болит. Будто я сейчас рожу бегемота… — заваливается рядом с Захарой на пол.

— Какой бегемот? Это все пирожки и крендельки, бабушка. Скоро ваша жопа не поместится ни в одну ступу.

— На себя посмотри, Кузенька. Щечки сладкие! Толстенькие…

Рыжее пламя переплетается с темно-каштановыми прядями, когда головы девчонок оказываются совсем рядом на светлом ковру.

— У тебя правда ничего не болит? — поменявшись в лице, шепчет Ева очень тихо. — Твоя нога? Рука?

— Все цело, — так же тихо. — Зажило быстрее, чем я думала.

— Это была ужасная ночь. Самая худшая. Я думала, что умом тронусь до рассвета. Может, так и было… Тогда… Я Адама ненавидела. И когда ты сказала, что не хочешь больше меня видеть — как конец света.

— Я не должна была тебя отталкивать, — дрожащим голосом говорит Захара, перекатываясь на бок и подкладывая под щеку ладони. — Когда Адам приходил и рассказывал о тебе… Я чувствовала твою потерянность. Я будто видела происходящее твоими глазами и… все равно оставалась в стороне. Сначала боялась, что ты угробишь Титова. Позже поняла: ты убиваешь саму себя, — ниже шепота, но Ева способна читать Дашку по губам. — Я счастлива, что ты встретила Адама и прошла все эти стадии. Это должно было произойти именно так.

— Думаешь? — выдыхает, с надеждой.

Зеркалит позу подруги, как в детстве. Близко, едва носами не касаются. Всматриваются в глаза друг другу — видят там намного больше, чем позволено кому-то другому.