Только ты и я - читать онлайн книгу. Автор: Лор Ван Ренсбург cтр.№ 62

Я бы на его месте предпочла петлю.

Интернет и криминалистические справочники снабдили меня подробной информацией, касающейся физики, физиологии и механики повешения. Я получила много полезных и еще больше бесполезных сведений об этом процессе. Падение с высоты лестничной площадки с петлей на шее должно было сообщить телу Стивена достаточные скорость и инерцию, чтобы веревка сломала шейные позвонки. В этом случае смерть произойдет мгновенно. Никаких страданий, но и никаких шансов, что в последний момент его кто-то спасет. (Кто бы это мог быть? Уж не я ли?) Если же падать, точнее – прыгать, Стивену придется со стула, инерции, чтобы сломать ему шею, будет недостаточно. Вместо этого его ожидает мучительная агония. Дыхательное горло и сосуды шеи будут пережаты затянувшейся петлей, отток крови от головы прекратится, и растущее давление в артериях и венах приведет к тому, что лопнут многочисленные капилляры кожи и глаз. Через пару-тройку минут лишенный кислорода мозг начнет умирать, и (а я очень на это надеюсь!) последним, что увидит Стивен перед тем, как окончательно погрузиться в холодное ничто, будет лицо Венди – его персонального Ангела Смерти. В конце концов умирающий без кислорода мозг включит блуждающий рефлекс ^[35], резко возрастет сердечный ритм, кровяное давление подскочит до небес… не забудем и про удушье. В общем, можно делать ставки, как в лотерее, что откажет первым: сердце, мозг или легкие? (Шах, император, / король, фараон. / А ты – выйди вон!..) Самое главное – смерть Стивена будет долгой, минут семь или чуть меньше. Меня это вполне устраивает, хотя шансы на спасение тоже возрастут. Но будем надеяться, что обойдется без неожиданностей.

– Элли… Верити… – Мое имя звучит в его устах как чужое. – Эй, как там тебя?.. Ви!..

Я с размаху бью его ладонью по лицу. На щеке Стивена остается красный след. Мне и самой больно, и я несколько раз встряхиваю кистью.

– Никогда – слышишь?! – никогда не называй меня так!

Его глаза становятся бешеными, на скулах вспухают желваки, но он по-прежнему привязан к креслу, и единственное, что ему удается, это бросить на меня возмущенный взгляд. Еще бы он не возмущался! Получить взбучку от женщины, которая к тому же на семнадцать лет моложе!..

– Бьешь беспомощного человека? Это твой способ почувствовать себя сильной?

Его голос рокочет как гром. Его жаркий гнев заполняет все пространство гостиной, и я начинаю чувствовать, что мне не хватает воздуха.

Да, он беспомощен, но исходящая от него волна злобы заставляет меня отойти к камину. Там я останавливаюсь и, глядя на догорающие в топке поленья, пытаюсь понять, как мне быть дальше. Я отнюдь не собиралась посвящать его в эту часть моего прошлого, но с другой стороны… С самого начала я пообещала себе сделать все, что только будет в моих силах, чтобы заставить его самого надеть петлю себе на шею.

Элли

Лондонская сырость пробирала до костей, и я до самого верха застегнула молнию куртки, отгораживаясь от этого города с его промозглой, туманной погодой. И все же сырой холод продолжал просачиваться сквозь несколько слоев одежды и проникать под кожу, отчего меня то и дело начинал бить озноб. В Лондоне я прожила всего несколько месяцев, но воспоминание о солнечной северной Калифорнии успело основательно поблекнуть, превратившись во что-то очень далекое, принадлежащее к другой, давней жизни.

Я спрятала лицо в накрученный на шею шарф. В Лондоне мне все казалось маленьким и каким-то серым – улицы, дома, люди. Серым было и небо. Иногда, подняв голову, я не могла сказать, что я вижу: настоящее небо или низкие облака.

Сырость, серость и скука усугублялись отсутствием Венди. Лондон стал для меня постоянным напоминанием о том, что она осталась на далеком берегу другого океана.

По серому тротуару впереди меня шли две девушки. Разговаривая, они наклонились друг к другу; так доверительный разговор сближает тела – плечи соприкасаются, вырывающиеся изо рта облачка пара смешиваются, делая секреты и тайны поистине общими. При виде этой парочки я невольно ускорила шаг, торопясь вернуться домой, чтобы написать Венди пространное электронное письмо, в котором, помимо всего прочего, я хотела условиться о сеансе связи через Ватсап в выходные. Быть может, мы сумеем вместе посмотреть какой-нибудь фильм (каждая на своем берегу океана), обмениваясь комментариями через чат. Не исключено, что мне удастся наконец выяснить, что́ же она от меня скрывает. В том, что Венди что-то скрывает или, точнее, недоговаривает, я не сомневалась – я это просто чувствовала, чувствовала нутром, и какая-то часть меня была этим уязвлена. Но лишь часть. Всем остальным своим существом я чувствовала, что Венди несчастна и что ей отчаянно нужна помощь.

Громко хлопнув входной дверью, я взбежала на второй этаж, чтобы поскорее засесть за компьютер. Теперь я лучше понимала всех этих женщин из романов Джейн Остин, которые, ломая руки, бесконечно ждали весточки от любимого или от друга.

«Верити?» – Не успела я подняться на площадку, как меня настиг голос Кейт. Даже после стольких лет я не могла называть ее мамой.

«Я здесь, наверху».

«Не могла бы ты на минутку спуститься?»

Я с трудом сдержала вздох разочарования.

«Это не может подождать?»

«Пожалуйста, Верити, спустись сюда».

Ровный тон ее голоса не оставлял никаких сомнений: это не просьба, а требование.

Оставив свой рюкзачок на верхней площадке, я повернулась и спустилась в кухню. Кейт сидела за столом, перед ней исходила паром чашка с горячим чаем – она довольно быстро усвоила английскую традицию пить чай вместо кофе. Кейт куталась в свой не по росту большой кардиган и казалась совсем крошечной на фоне огромной, выложенной плитняком викторианской кухни.

Одного взгляда на нее хватило, чтобы по спине у меня побежал холодок. Только сейчас я заметила, что веки у нее покраснели, а рука мнет и мнет бумажную салфетку. Еще с полдюжины таких салфеток уже валялось под столом. В первое мгновение я даже подумала, что Кейт опять простудилась (по такой погоде это было совсем не удивительно, скорей – закономерно), но потом заметила, как подрагивают уголки ее губ, и поняла, что ошиблась.

«Что-то случилось, Кейт?» – спросила я неожиданно севшим голосом, который прозвучал как тихий хриплый шепот смертельно испуганного человека.

«Кое-что случилось. Там, дома…»

Она замолчала. Тишина длилась и длилась, и никак не кончалась, словно граница, пролегшая между этой минутой и всей моей остальной жизнью. Мне не хотелось спрашивать, в чем дело. Мне не хотелось это знать, а Кейт не хотелось говорить. Ах если бы только я навсегда могла остаться внутри этой минуты, когда еще ничего не сказано! Ах если бы только я могла растянуть эту минуту на годы, на десятилетия… Но следующие слова Кейт разнесли мои оборонительные редуты вдребезги.