- Меня не отпускали. Меня выдали замуж за незнакомца, но муж выгнал меня. - Алай зажмурилась, чувствуя, как от злости на Харана печёт щёки и щиплет в носу. - Не хочет меня видеть. Вообще. Это позор для женщины, но ему всё равно. Он выкупил меня у родителей задёшево, и сделал это якобы из жалости, желая мне добра, потому что отец бил меня. Он хочет расторгнуть брак. Я говорю тебе это, потому что вижу тебя в первый и последний раз, и мне не так стыдно, но всё же стыдно. Но если это останется тут, - Алай показала на грудь, - оно сожжёт меня изнутри.
- Знаешь, мой прапрадед был хорошим человеком, - сказал Руан, немного помолчав. - Он завёл добрую традицию раз в год приезжать в Рети и выкупать там преступников, тех, что были образованными или попали на каторгу по поклёпу или ложному доносу. Он и сам в своё время угодил на эту каторгу по смехотворной причине. Это семейное предание, в некотором роде. Чтобы выйти оттуда, ему даже пришлось жениться заочно. Сто двадцать пять лет подряд кто-то из нашего рода изымает из оборота деньги и приезжает в Рети, а потом возвращается с одним, двумя или тремя парнями, мужчинами или стариками, и помогает им устроится в жизни, выправляет документы, находит дело. Это наша родовая клятва. Я тоже выкупаю людей. Из жалости. Ради добра. Меня там боятся, знаешь, почему?
28. Степь укажет путь
Алай помотала головой и откусила ещё хлеба, недоуменно рассматривая его довольно дружелюбное лицо.
- Я езжу туда уже очень много лет. Ещё мой дед пустил слух, будто выкупает людей, чтобы издеваться над ними. В таких обстоятельствах всем понятно, почему я возвращаюсь каждый год, и надсмотрщики, конечно, поддерживают эти слухи. Нами запугивают, угрожая отдать на растерзание «этим палачам», и это помогает избежать убийств за мизерный шанс выйти на свободу при моём появлении. В основном все после освобождения клянутся молчать, но некоторые, потерявшие веру в людей, устраивают попытку побега, и, естественно, она всегда успешна. Пара моих людей в таком случае занимается судьбой этого несчастного, и потом мне докладывают, как складывается его жизнь. Может, муж отталкивает тебя, потому что не хочет разрушать твою веру в то, что он так ужасен? Чтобы не лишать возможности в дальнейшем воссоединиться с тем, кто тебе по-настоящему дорог?
Мысль о Туре больно хлестнула по сердцу его чёрной нагайкой.
- Тот, кто был мне дорог, променял меня на таохейского коня, - резко сказала Алай, вытирая рот рукой. - У меня не осталось никого. Отец меня продал. Я раньше считала это чем-то… в порядке вещей, но, когда дело коснулось меня самой, меня это… Меня это разозлило. То, что он отдал меня этому…
- Муж обижает тебя? - Руан немного напрягся. - Бьёт? Он хасэг?
Алай вздохнула и сидела молча какое-то время.
- Хасэг. Он не бил меня. Он закрыл меня от хлыста, спас от пожара, когда я ускакала с его деньгами на украденном у другого хасэга коне, и пошёл получать за меня пятьдесят плетей, когда обокраденный пришёл за справедливостью.
- Знаешь, как я выбираю, кого выкупать, если выбор слишком сложен? - спросил Руан, внимательно глядя на неё. - Я указываю на самого слабого и немощного, того, который выглядит наиболее жалко. Девятнадцать из двадцати каторжников, что стоят рядом, с облегчением вздыхают, а один закрывает глаза и шагает вперёд, предлагая взять его вместо того бедолаги. Всё потому, что надсмотрщики очень изобретательны в описании того, чем я якобы занимаюсь с выкупленными. Совесть не позволяет ему стоять в стороне и смотреть, как более слабого отправляют на мучения.
- И ты выкупаешь его?
- Обоих, если получается. Люди с совестью там не выживают долго. Многие принимают наличие совести за слабость характера и во внешнем мире, что уж говорить о каторге.
Алай снова помолчала, потом оперлась на камень пути за спиной, глядя, как солнце играет в росе.
- Я так мало знаю об это мире, - сказала она, проследив глазами за жуком, который полз по травинке, а потом раскрыл жёсткие надкрылья и прогудел в воздухе до следующего высокого стебля.
- Откуда вам знать? Ваш образ жизни отвергает знания, - нахмурился Руан. - Вернее, их получение. Наши люди приходили в ваши зимние стойбища на юге, но из этой затеи ничего не вышло. Я лично видел, как страницами учебной книги разжигали очаг. Это уму непостижимо.
- Я не жгла учебные книги. Я умею читать, - так же нахмурилась Алай. - Меня научили как раз в зимнем стойбище. В стойбище Вайдар лежит учебная книга, очень старая, и зимой от нечего делать некоторые дети и сами берутся за неё.
- Прости. Я не об этом. Детям степи бывает сложно понять истинную стоимость вещи, в которой они не имеют личной заинтересованности. Вот коней они ценят, да.
Эти слова больно укололи. Алай опустила взгляд на свои сапоги, на край кожаного мешка, на котором сидела.
- Ладно, - сказал Руан, вставая. - Мне нужно поторопить напророченную тобой встречу. Дел ещё достаточно, а ещё тебя надо проводить.
- Не надо, я сама доеду. - Алай тоже встала, встряхивая мешок.
- Я не могу оставить юную девушку на её пути. Ты едешь к югу? Там небезопасно.
- Я не знаю, куда я еду. Оставь меня моей судьбе. Не упоминай меня, хорошо?
- Встречи в степи - это встречи в степи, - сказал Руан, с улыбкой глядя на неё сверху вниз. - Ваш обычай таков. Я, в свою очередь, прошу тебя молчать о том, что рассказал тебе. Степняки крайне редко попадают на каторгу. Вряд ли мой рассказ когда-то долетит до Рети, и, тем более, вряд ли в него поверят там, но всё же.
Он вытащил из мешка шнурок и повязал на один из камней. Алай кивнула, забираясь на Бус.
- Паде! - сказал Руан, и его крупная вороная кобыла направилась на север.
Просохшие под осенним солнцем холмы стелили шелковистый ковёр под ноги Бус, которая тихо шла, унося Алай на юг. Камень пути укажет дорогу.
В середине дня она наткнулась на гряду небольших холмов, похожую на костяшки пальцев сжатой в кулак руки. Она спешилась у этих курганов, вершины которых время уже немного изгладило, и обошла несколько деревьев с северной стороны, довольно старых, оставляя под каждым небольшой кусочек мяса и сушёного творога. Отец как-то рассказывал, что этому обычаю — сажать деревья у курганов — чуть больше века, но сейчас было удивительным думать о том, что раньше было иначе. Деревья давали тень путникам, и те благодарили хасэн, что посадил их, оставляя подношения у кургана. Несколько цветных лент на нижних ветвях деревьев развевались на ветру. Алай достала свою ленту и подъехала поближе. Это были не курганы Расу, но она и не принадлежала теперь Расу. Она принадлежала степи. Степь рассудит. Укажет путь.
29. Куропаточка
Бус напилась из небольшого озерка, что лежало чуть восточнее. Алай умылась и набрала воды в бурдюк, поела немного вяленого мяса и заплела волосы.
- Йет!
Степь ложилась под копыта Бус, холмы вздымались и опадали перед ней, как мерное дыхание Матери Даыл. Она придёт в один из южных хасэнов, пути которых не пересекаются с северными, и останется там. Станет частью другого рода.