Галя укачивает малышку, раскачиваясь всем корпусом от бедра к бедру. Она выглядит как мать. В ее обращении с ребенком чувствуется профессиональная уверенность, но она смягчена нежностью.
— Вот и все, можешь ее забирать. Теперь она будет вести себя хорошо.
И она ведет себя хорошо. Вздрагивает всем телом, захватывает сосок, закрывает глазки и энергично сосет. Спустя минуту она приоткрывает один глаз и с упреком смотрит на Анну, но скоро вновь забывает обо всем, припав к источнику молока.
— Вот теперь она счастлива.
— Да, — говорит Анна, — совершенно счастлива.
Сердце ее сжимается от жалости, когда она смотрит, как малышка слепо сосет, сжимая и разжимая пальчики, пытаясь ухватить воздух. Теперь она счастлива.
— Я позабочусь о тебе, моя радость, — шепчет она. — Ничего не бойся. Я тебя никогда не оставлю.
Малышка ест, пока не засыпает. Ее ротик медленно отваливается от соска, но от него все еще тянется ниточка молочной слюны. Она причмокивает губами во сне. Ее тельце полностью расслаблено.
И тут раздается удар в дверь. Один, за ним другой. Затем удары сыплются градом, да так, что дверь сотрясается вместе с дверной коробкой. Анна в ужасе вскакивает. Малышка вздрагивает и, взметнув руками и ногами, заходится в пронзительном крике.
— О господи. — Галя вздрагивает.
Стук в дверь продолжается, но теперь вместе с ним из-за двери доносится крик:
— Аня! Галя!
— Это Дарья Соколова, — выдыхает Анна.
— Дарья?
— Да, всего лишь она.
Женщины переглядываются, зрачки у них до сих пор расширены от ужаса. Но ничего страшного, уговаривает себя Анна, просто Дарья из-за чего-то переполошилась — ничего необычного. Стук продолжается. Представить невозможно, что одна женщина может производить столько шума.
— Наверное, случилось какое-то несчастье… — Но Галина все еще колеблется.
— Лучше открыть, — говорит Анна, прикрывая головку ребенка рукой.
Как только дверь открывается, Дарья вихрем врывается через порог. Выглядит она так, будто выбежала из дому в чем была, едва успев набросить шаль. Голова у нее непокрыта. Она задыхается, глаза безумные.
— Сядь, ради бога, — приказывает Галя. — Не пытайся ничего говорить. Дай восстановиться дыханию.
Должно быть, Дарья бежала всю дорогу, а она далеко не молода. Лицо у нее бледное и потное, с выступившими на скулах красными пятнами. Она падает на стул, упираясь руками в колени и тяжело дыша.
Галина протягивает ей стакан воды.
— Выпей мелкими глотками.
Но Дарья отталкивает воду.
— Вы… вы слышали?
— Что?
— Последние известия.
— Нет. У нас радио сломано, и тебе это известно.
— И никто не пришел и не сказал вам?
— Что не сказал?
— Вчера вечером передали, у него был кризис… Сказали, что он в критическом состоянии.
— Кто?
— А потом сегодня, рано утром, — вы же знаете, я плохо сплю, поэтому встаю в несусветную рань, — сказали… — Она умолкает, не осмеливаясь продолжить, будто сами слова могут обжечь ей рот. — Сказали… Говорит Москва…
— Да, и?..
Видно, что Дарья молчит не ради усиления драматического эффекта. Она просто не может выдавить из себя ни слова.
— Д-дорогие, — заикается она. — Дорогие товарищи… и друзья…
Галя склоняется над ней. Она хватает Дарью за плечи и трясет ее, как девчонку, впавшую в истерику.
— А теперь скажи нам внятно, — требует она.
— Сталин умер, — промямлила Дарья. Глаза у нее закатываются, как у куклы.
— В смысле? Ты уверена? — сурово спрашивает Галина. — Потому что, сама понимаешь, дело нешуточное, такое выдумывать.
— Ничего я не выдумываю! Это было по радио! Говорит Москва… — К Дарье начинает возвращаться самообладание. Она проводит рукавом по лицу, как будто утирая слезы. — Поверить не могу… Это слишком… слишком… — Она останавливается. — Слишком ужасно. Я не знала, что с собой делать. Я просто просидела как каменная несколько часов. А потом я вспомнила о вас, что у вас нет радио, и я подумала, надо вам сообщить, это неправильно, что вы ничего не знаете… И я просто вскочила и побежала к вам со всех ног. Что же мы без него будем делать?
«Что, в самом деле», — думает Анна, наклоняет голову и полностью завешивает лицо волосами. Ее сердце бьется так часто, что она боится, как бы ее не стошнило. Пусть Дарья думает, что она ошеломлена горем. Малышка перестала плакать, как будто новость лишила ее дара речи. Ротику нее открыт, на верхней губе жемчужно блестит молочный пузырь.
— Ты права, — говорит Галина. Голос у нее поначалу дрожит, потом крепнет. — Такую новость невозможно осмыслить сразу. Прости, я должна пойти и лечь. И Анне тоже нужен отдых: подобное потрясение может ей повредить, сама понимаешь. Анечка, милая, у тебя голова не кружится?
Галино умное, изможденное лицо бледно, как свернувшееся молоко, но ей уже удалось совладать с собой. Она их не выдаст.
— Немного, — бормочет Анна.
— Ты уж прости нас, Дарья. Ане нужно лечь в постель. Такая ужасная новость — неудивительно, что она чувствует себя больной.
— Со мной было то же самое, когда я впервые услышала эту новость, — говорит Дарья с ревнивой ноткой в голосе.
— Уверена, так оно и было, — говорит Галина, подталкивая Дарью к двери. — Теперь очень медленно возвращайся домой. Дыши глубоко. Не забывай, ты испытала шок; мы все испытали.
— Наблюдаются значительные расстройства дыхания… Отмечается учащение пульса, — продолжает Дарья, как будто она наизусть запомнила все сообщение. — Бесконечно дорогой для партии — вот что они сказали.
— Ты уверена? — резко спрашивает Анна. — Ты точно уверена, это то, что ты слышала? Они объявили, что он умер? Потому что если это обман, если это какой-то гигантский, чудовищный заговор, чтобы люди себя выдали…
— Так же уверена, как в том, что я все еще дышу, — говорит Дарья и вдруг не к месту расплывается в улыбке, будто до нее наконец-то полностью дошло, что она все еще дышит, а Сталин — уже нет.
— Ступай домой, дорогая, — произносит Галина как врач, которым она навсегда останется. — Ступай домой и отдохни.
Галя стоит и смотрит, как Дарья спешит прочь, потуже запахнув на себе шаль. Она медленно закрывает дверь и поворачивается к Анне.
— Иди к печке, — говорит Анна. — Не нужно было стоять на холоде. Ты вся дрожишь.
Галя разворачивает плечи и цепляет на нос очки. Так она, должно быть, выглядела, когда еще работала, если ей удавалось справиться с неотложной ситуацией на отделении.