Изменник - читать онлайн книгу. Автор: Хелен Данмор cтр.№ 27

— Лучше ему умереть.

Андрей по-прежнему молчит. Да и что он может сказать? Весь его труд врача основывается на предпосылке, что жизнь предпочтительнее смерти, но он в курсе, через что мальчику предстоит пройти, чтобы начать жизнь заново, поэтому, даже едва зная Юру, Андрей готов спасовать.

— Страдание и снова страдание — и все для того, чтобы в итоге остаться калекой.

— Но это даст ему шанс выжить.

— Выжить — да. Но выживание не то же самое, что жизнь.

И снова наступает долгое молчание. У Андрея в три начинается следующий амбулаторный прием, а уже без пятнадцати. Обычно перед ним, во время обеденного перерыва, он просматривает медицинские карты. Его сознание заполняют образы переполненной приемной, где матери (это почти всегда матери) ждут вместе с детьми, которым велено «вести себя хорошо». Многие будут одеты в свои самые нарядные платья и костюмчики. Волосы девочек заплетены в косички, уши мальчиков красные от тщательного мытья. «Ты же не хочешь, чтобы доктор подумал, что ты грязнуля?» Те, кто пришел на прием в первый раз, будут напуганы. Его главная задача на первом приеме — унять их страхи и начать выстраивать взаимоотношения, которые должны стать достаточно прочными, чтобы выдержать предстоящее лечение, обычно долгое и болезненное, требующее от родителей полной отдачи, а от детей — готовности к сотрудничеству. Нельзя думать, что эти отношения сложатся сами собой. Их нужно подготавливать, начиная с того момента, когда ты впервые встречаешься взглядом с ребенком, потом смотришь на мать и ободряюще улыбаешься.

И все они сидят и ждут его. Понимает ли Волков, какая это привилегия — никогда не ждать? Вряд ли это волнует людей его положения. Чем больше они рассуждают о «народе» и превозносят общедоступность советской медицины, тем реже сами сидят в очередях в поликлиниках.

Но он судит слишком строго. В конечном счете, Волков тоже человек и отец. Вот он сидит, сжав кулаки.

— Скажите, — выдавливает наконец Волков, — эта операция… Если ее делать, я должен быть уверен в исходе. Он после этого поправится? На этом все закончится?

— Это единственное возможное лечение. Оно дает вашему сыну наилучший шанс на выживание.

— И каков этот шанс? — взрывается Волков. — Общие слова меня не устраивают. Мне нужна статистика.

Андрей ждал этого вопроса, и цифры наготове у него в голове. Но в подобной задаче всегда слишком много переменных, и к тому же он должен думать о моральном состоянии ребенка. Да и родителей тоже, потому что если они падут духом уже на этой стадии, то станут рассматривать ампутацию не как лечение и возможный путь к исцелению, а как увечье. Он решает, что в разговоре с Волковым будет оперировать специальными терминами, потому что все иное он сочтет в лучшем случае попыткой заговорить ему зубы, а в худшем — намеренным обманом.

— Опухоль Юры разрастается в большеберцовой кости по направлению к коленному суставу, и раковые клетки уже распространились на окружающие ее мягкие ткани, — говорит он. — Пока, насколько мы видим, она не дала метастазов. То есть по результатам биопсии, рентгенографического исследования и общих анализов, сейчас нет видимого распространения раковых клеток в другие органы и системы организма. Но вы хотите, чтобы я был с вами честен. Статистика показывает, что расположение опухоли в большеберцовой кости дает наилучшие шансы выздоровления. Если бы опухоль у Юры размещалась на ключице или костях таза, его шансы были бы намного хуже. У молодого пациента с опухолью под коленом самый благоприятный прогноз. Есть и другие факторы, такие, как размер опухоли и объем затронутых тканей. Но вы понимаете, что данные всех пациентов усреднены для статистических целей, и потому статистика не отображает, что может произойти в том или ином конкретном случае.

Волков кивает. Это как раз те сведения, которые он способен воспринять, и которым, до определенной степени, доверяет.

— Так все-таки, какова статистика? Сами цифры.

Андрей медлит.

— Не забывайте, что статистика учитывает все случаи, включая и серьезные, в том числе не поддающиеся лечению. Кроме того, она покрывает все возрастные группы. Например, представьте, насколько сложно лечить остеосаркому, если она расположена на позвоночнике. Поэтому выживаемость после десяти лет по приблизительным оценкам составляет пятнадцать процентов.

Волков, не отрываясь, смотрит на него.

— Пятнадцать процентов? То есть вы хотите сказать, пятнадцать процентов ваших пациентов умирают?

Андрей опускает глаза. Он осознает, что внутри своего панциря спокойствия Волков совершенно обезумел от горя. Он разозлится, что неправильно его понял.

— Простите, — говорит он, по-прежнему не поднимая глаз. — Но я должен вас информировать, что пятнадцать процентов пациентов выживают. Таков процент после десяти лет, но, как я уже говорил, в эту статистику включено множество случаев, в которых не существовало реальной возможности успешного лечения с самого момента постановки диагноза.

Он снова поднимает взгляд и смотрит прямо в глаза Волкову.

— Я должен подчеркнуть, что Юра не входит в эту категорию.

Голова Волкова отдергивается назад. Ноздри его раздуваются.

— А если не делать операцию?

— В таком случае у него нет шансов.

Волков бросается прочь от Андрея, и, отшвырнув с дороги стулья, начинает мерить комнату шагами. Четыре шага, разворот, еще четыре шага. На следующем развороте он вплотную подходит к Андрею и становится с ним лицом к лицу.

— Так вы советуете мне дать разрешение на операцию?

Андрей чувствует его запах.

— Да, в подобных обстоятельствах это именно то, что я должен вам посоветовать.

— Вы бы посоветовали это, если бы дело касалось вашего сына?

— Да.

— Но у вас нет сына. Мальчик, который живет с вами, ваш шурин. Его фамилия Левин.

Андрей не отвечает. «Думай об этом, как о рычании раненого зверя, — говорит он сам себе. — Он хочет, чтобы я понял: он изучил мое личное дело, а также досье на Колю и Анну. И что с того? Мы всегда знали, что этим все кончится».

Лицо Волкова искажает гримаса, обнажающая его зубы.

— Так значит, я должен сообщить сыну, что мы собираемся отрезать ему ногу.

Андрей про себя отмечает некоторую театральность фразы, но также и то, что Волков сказал «мы». Это хороший знак. Волков не собирается отказываться от лечения. Он даже готов признать себя частью этого процесса. Но нельзя позволить ему пойти к мальчику в таком умонастроении. Одному богу известно, что он ему наговорит. Андрей быстро соображает. Рискованно, но с таким человеком, как Волков, попробовать стоит. Его сердце начинает биться чаще, и он презирает себя за это.

— Когда я работал здесь во время блокады, к нам попадали дети с оторванными взрывом снарядов или раздавленными при обрушении зданий конечностями. Вы знаете, как это было, вы сами здесь находились. Нам приходилось оперировать. Я не стану вам лгать и рассказывать, что они возвращались к прежней жизни. Никто из нас к ней не вернулся. Но они возвращались к жизни, которую стоило прожить. С некоторыми из тех пациентов я до сих пор поддерживаю отношения.