Вот кто-то приподнял его голову. На губы капнуло мокрое, свежее, прохладное, похожее на чистую воду из бурдюка. Клаус жадно пил, не открывая глаз. Заколдованная вода – не заколдованная, отравленная или нет, пусть он хоть в медведя превратится, хоть в козла – Клаус будет пить. И есть он тоже будет. Когда ко рту поднесли хлебную лепёшку, он сжевал половину между двумя вдохами, а на третьем разделался с остатком.
Теперь Клаус не прочь был вздремнуть, но его звонко похлопали по щекам.
– Эй!
– Говори, что ел и пил на кроличьей тропе, бестолочь!
Принц вскочил. Перед ним сидел Никс, грубый и сердитый, как обычно, но ещё никогда в жизни Клаус не был так счастлив видеть кого-то. Он бросился обниматься, но гном толкнул его в грудь и отодвинулся.
– Ничего не ел, клянусь! – Клаус довольно разулыбался. – Ни похлёбку, ни рагу, разве что… пару ягод оранжевого крыжовника, но они мне вреда, как видишь, не принесли.
– Вижу, вижу, – пробубнил Никс. – А говорил с кем-нибудь?
– Ну… Не то чтобы… Дров там немного нарубил, пустяки, стоит ли вспоминать. Зато!
– Неужели есть «зато»?
– Зато я купил кроличью лапку, поэтому мне всё это время так везло.
Отступление. Сказочные миры, на самом деле, мало отличаются от нашего-привычного. Волшебный или не очень, круглый, плоский на слонах и черепахе, с краем света или бескрайний – всякий мир держится на определённых столпах. Везде добро противостоит злу; всюду зарождается любовь и на пути к единовластному правлению диктует свои правила. Мелочи также важны: ни один мир не сможет долго существовать без музыки, шоколадных конфет, котят, розовых кустов и перьевых подушек. Люди – они и в сказке люди (даже если эти люди – гномы), и неудивительно, что они порой нуждаются в знакомых читателю, несказочных жестах. Так вот: в этот самый момент, именно Никс Тимберс изобрёл жест, который позже обретёт бешеную популярность под названием ладонь-лицо.
– Ты купил кроличью лапку на кроличьей тропе? – Растопырив пальцы, гном выглядывал один глазом.
– Она приносит удачу!
– А поведай-ка мне, принц, удачливым ли выглядел продавец?
Клаус вспомнил беззубую старушку и решил не отвечать на вопрос.
– Все знают, что на кроличьей тропе нельзя есть, – Никс стал загибать пальцы, – пить, разговаривать с незнакомцами и, тем более, покупать что-нибудь. Здесь всё наоборот, и талисман этот приносит несчастья!
– Все, да не все, – Клаус насупился. – В королевском дворце мне о таком не рассказывали.
– Вот и оставался бы в своём дворце. Со своей женой. Принц.
Сколько можно повторять… Клаус тяжело вздохнул.
– Я сейчас же выброшу эту кроличью лапку.
– Не смей. Теперь ты тоже должен её продать, иначе беды ещё страшнее свалятся на твою голову. И на мою заодно.
– Что-то много обещаний всяких бед в последнее время. – Ссориться и разлучаться с новым другом, каким бы ворчливым забиякой он ни был, Клаус не хотел, поэтому улыбнулся. – А как ты меня нашёл, Никс?
Гном фыркнул.
– Больно надо мне тебя искать. Та другая дорога, которая тебе не понравилась, меня сюда вывела. Гляжу – принц валяется.
– И ты решил снова меня подобрать? Спасибо тебе, Никс. Можно мы дальше вместе пойдём? Я готов называться балбесом, тупицей и недотёпой, если не очень часто. Только… – он смутился, и оранжевые в крапинку щёки порозовели, – не говори больше, что Ровена меня не любит. Эта звёздочка ведёт меня, и если она погаснет, зачем мне идти?
Прищурившись, Никс оценивающе рассматривал его – как бы прикидывал размер своего языка и его способность уместиться за зубами.
– Даже если ты знаешь наверняка, – добавил Клаус. – Ты знаешь наверняка? Ровена что-то говорила обо мне?
– Ничего я не знаю, – пробормотал Никс. – С любовью она, кажется, сама запуталась. Злилась только на тебя. Привёл во дворец, невестой назвал, а потом с другой целовался.
– Так ведь я не знал, что это другая! – воскликнул Клаус.
Гном стукнул его в грудь кулаком, но несильно, принц даже не почувствовал.
– А почему ты не догадался? Разве можно любимую перепутать?
– Нет, но…
– Зато – вот и «зато» нашлось – свадьбу с новой невестой ты откладывать не стал.
Клаус повторил тяжёлый вздох и подкрепил его жалобным взглядом.
– Про свадьбу я тебе сейчас всё расскажу. И про долг, и про настоящую принцессу, и про королевскую клятву. По дороге расскажу. Мы ведь по одной дороге пойдём, правда?
Никс поднялся, развернулся на носках и пошёл прочь. Десять шагов спустя он бросил через плечо:
– Сумку с посудой и тюфяк возьми, тюфяк.
– Но я тут ранен немного. Ноги болят, спина и так не разгибается. Может быть, ты пока сам свои вещи понесешь? Вон, какой здоровый!
– Не может! – рявкнул гном в ответ. – Смотри, не разбей ничего. И поторапливайся!
~~~
Не-принцесса Фиренца и правда была «где-то». Где-то на соломе, на телеге, по дороге в Минтию. На данном этапе жизнь как-то не удалась. Бывший муж сбежал ещё до скрепления уз поцелуем, бывший сообщник её бросил за ненадобностью, а бывший деверь поспешил выдать её королю Минтии на справедливый суд за мошенничество и кражу в особо крупных размерах. В суждениях Фиренца всегда сохраняла адекватность, поэтому даже мысленно называла суд на собой же справедливым.
Сопровождал преступницу только гонец номер 2. Он, как и цепочка его работодателей – от заместителя главы королевской канцелярии до самого короля – несправедливо полагали, что молодая девушка «и так никуда не денется». Для приличия фальшивой принцессе связали руки. Добротный узел, надо отметить, уже некоторое время имел декоративную функцию.
Впереди дорога упиралась кромку Янтарного леса. Здесь пролегал короткий и, в общем-то, единственный путь в Минтию; путешественники часто не подозревали, что недавно тут прошёл их знакомый, а дорога знала.
– Эй, любезный, – Фиренца расправила плечи. – Вижу там таверну у леса. Мы могли бы остановиться ненадолго?
Гонец номер 2 подстегнул лошадь, и телега покатилась быстрее.
– Не положено, – ответил он.
– «Не положено», надо же… – Девушка горестно охнула. – Только-только конвоиром заделался, а уже перенял жаргон грубого вояки. Ведь гонец – это работник умственного труда: всё знает, запоминает, являет собой источник важных и срочных новостей. Не верю, что сердце твоё так быстро зачерствело. Мне бы только умыться, освежиться. Ты хоть знаешь, как преет место, – Фиренца поёрзала – юбка пошуршала, – на котором приходится долго сидеть?
Номер 2 был гонцом и большую часть жизни провёл в седле. Соответственно, сидя. Он знал.