Испытание - читать онлайн книгу. Автор: Трой Деннинг cтр.№ 92

А затем Лея прыгнула за спину колуми, одной рукой держа световой меч, а другой ударила Крейтеуса волной энергии, такой яростной, что она превратилась в жёлтый поток пламени. Марвид в изумлении отшатнулся от брата, давая Люку полсекунды на то, чтобы повернуть ладонь вперёд и высвободить свой собственный взрыв золотой энергии. Марвид взмахнул рукой, чтобы блокировать удар, и два потока противоположной энергии встретились. Плоть колуми превратилась в дым, а его кости — в пепел; Люк мельком увидел тень, отброшенную ударной волной. Затем его захлестнула жгучая агония, когда волна энергии Силы захватила и его тоже, одновременно сжигая его тело и исцеляя его, пожирая его и обновляя.

Люк висел в этом последнем моменте, зажатый между смертью и жизнью, целую вечность. Он был в конце своей жизни и в её начале, погружённый в агонию и наполненный блаженством, и начал понимать, что такова и есть сущность Силы. Сила была жизнью, а жизнь была ростом: что не менялось, то и не росло.

А перемены — это разрушение.

Вот почему существовала Тёмная сторона. Жизнь порождала смерть, смерть питала жизнь, разрушение предшествовало возрождению. И боль приходила раньше исцеления. Тёмная сторона была так же необходима для жизни, как и Светлая сторона. Без этого молодые миры замерли бы в своём развитии, а галактические империи правили бы вечно. Люк видел всё это и даже больше, видел, что конфликт так же необходим для прогресса, как и гармония, что страдание так же необходимо для мудрости, как и радость. Возможно, не было ни чистого добра, ни абсолютного зла. Была только жизнь, только перемены и рост, страдания и радость… смерть и возрождение.

Была только Сила.

* * *

Хан увидел, как Люк и Лея сошлись вместе, зажав между собой Крефов, не более чем в двадцати шагах от мерцавших врат. Он услышал свистящий рёв высвобождаемой Силы, а затем увидел лишь свет — ослепительный золотой блеск, от которого у него заболели глаза и зазвенело в ушах. Он пронзил его взрывом обжигающего жара, от которого перехватило дыхание, а всё тело наполнилось пылающей болью.

Затем шпиль дрогнул. Его перерубленное основание с оглушительным грохотом ударилось о землю. Мгновение тёмная колонна стояла, покачиваясь, а затем, наконец, опрокинулась, рухнув с такой силой, что земля вздрогнула, а воздух вскипел от грохота.

Поднявшаяся пелена пыли прокатилась по пустыне, и Хан обнаружил, что бежит сквозь серую дымку, потерянный и одинокий, и зовёт Лею.

Когда пыль осела, пустыня превратилась в лес древовидных папоротников и гигантских плаунов. Там, где упал шпиль, в дымке открылась дыра в голубое жидкое небо. Оно казалось водянистым и неподвижным, и Хану показалось, что он смотрит вверх со дна озера. Он мог видеть высокую гору, вздымавшуюся вдоль одного берега, и время от времени ему казалось, что он видел мелькавшее лицо, огромное, как облако.

Затем туман снова сомкнулся, и Хан остался один. Он начал пробираться сквозь лес грибов, взывая к своей потерянной жене и своему лучшему другу, ища место, где они исчезли — где они, без сомнения, пожертвовали собой, чтобы предотвратить проникновение в галактику ещё одного зла.

И для чего?

Люк и Лея всю свою жизнь боролись — зачем? Чтобы защищать правительство, которое повернулось спиной к Ордену джедаев? Чтобы принести мир в галактику, которая слишком мало его ценила и никогда бы его не получила? Хан покачал головой.

Нет.

Люк и Лея посвятили свои жизни одному: борьбе с могуществом Тёмной стороны. Это было так просто. Где бы ни поднималась Тёмная сторона, когда бы ситы ни осмеливались показаться — там Люк и Лея шли вперёд, ни секунды не колеблясь, ни разу не дрогнув. Их судьбой было вести галактику в новую эру надежды, и они ни разу не отступили от этого своего призвания.

Теперь эта судьба достанется кому-то другому. Потому что Люка и Леи больше не было. Хан понимал это. Они стали единым целым с Силой, и Хан осознавал, что и сам он скоро присоединится к ним.

Ему не было грустно, или страшно, или даже жалко. Он просто хотел ещё раз подержать Лею за руку, заглянуть в её карие глаза и снова увидеть её улыбку.

Затем Хану пришло в голову, что он, наверное, уже мёртв. Или снова мёртв. Или всё ещё мёртв. В таком месте это было трудно понять.

Он остановился и обернулся вокруг, ища какой-нибудь признак Леи или Люка — какой-нибудь намёк на то, что он не проведёт вечность без них. Он не видел ничего, кроме зелёных листьев и колонн цвета слоновой кости с коричневыми прожилками, не чувствовал ничего, кроме мускусного запаха леса, не слышал ничего, кроме теней, шепчущих вокруг него, предлагающих помощь, жаждущих поглотить его.

Хан упал на колени.

— Ах, Лея, — сказал он. — Я так хотел бы уйти с тобой.

* * *

Лея дрейфовала в агонии и в экстазе, нигде и везде, аморфная масса самосознания, связанная воедино волей и желанием. Она увидела внизу своё тело — вращающийся шар золотого сияния, всё ещё летящий по пустыне, такой горячий, что за ним оставался след из пылающего колючего кустарника.

Её враги — она больше не могла вспомнить их имён — превратились в дым и пепел. Но тело её брата находилось примерно в двадцати метрах от её собственного, оно всё ещё покачивалось и было таким ярким, что она едва смогла взглянуть на него. Лея не могла вспомнить и его имени. Она знала, что должна помнить, но чувствовала, как растворяется в Силе, становится с ней единым целым. И в этом странном месте, когда она исчезала, исчезало и её прошлое, и её драгоценные воспоминания стало невозможно удержать.

Это напугало её. Она знала, что этого не должно было быть. Стать единым целым с Силой было судьбой каждого джедая, который служил ей. Но она не могла избавиться от ощущения, что она что-то не сделала — что-то такое, о чем нельзя забывать. Или был кто-то, кого она не могла бросить. Пока не могла.

Но кто?

Ей было трудно связать свою собственную сущность воедино, вспомнить даже свою собственную личность, не говоря уже о чьей-то ещё.

Затем знакомый голос произнес её имя, и она вспомнила.

Хан.

Внезапно в лесу воцарилась тишина, и Хан увидел, как тени убегают в подлесок. Впереди возникло золотое сияние, просвечиваясь сквозь грибы и папоротники, превращая их на его глазах в аккуратно и рассаженные рядами деревья городского парка на Корусанте.

— Лея? — Хан поднялся и двинулся вперёд. — Лея?

И тогда он увидел её, золотую сияющую фигуру, бегущую по тропинке с распростёртыми руками, такую лучистую и яркую, что у него болели глаза, когда он смотрел на неё. Он встретил её на полпути и на лету заключил в объятия. Лея крепко поцеловала его в губы, и он почувствовал, как Сила вливается в него, наполняя теплом, жизнью и радостью.

Они замерли в поцелуе на мгновение, или, возможно, это был целый день. Затем Хан опустил её ноги на землю и отступил назад, чтобы посмотреть на неё. Она была Леей — но не такой, какой он видел её в последний раз. Она была Леей времён их юности: карие глаза, сияющие задором, ещё не умеренным потерей двух её сыновей и смертью многих близких друзей — стольких, что Хану невыносимо было вспоминать об этом.