— Эти липы в хорошем состоянии, вся эта липовая аллея хорошо выглядит.
— За аллеей ухаживали работники садово-парковой службы. Папа продолжил нанимать ту же самую компанию, что и дедушка. Они делали, что могли, пытались поддерживать тут порядок, — объяснила Сидни.
Поддерживать порядок — не более.
— Вся эта местность выглядит динамичнее, чем когда ее только создали, — здесь гораздо больше растений, больше жизни. — сказала Эмма.
— Даже несмотря на то, что тут постоянно тень?
Эмма улыбнулась:
— Это обычное заблуждение, что теневые сады
[5] скучны. К сожалению, я не смогла найти ни одной архивной фотографии, где эта часть только посажена Винсентой. Она любила цвет. Поэтому мы можем предположить, что она использовала цвет и здесь.
— После нашего с вами последнего созвона я приобрела коллекцию ее книг и дневников, — призналась Сидни. — Но она писала так много, я даже не знаю с чего начать.
— Мне очень нравятся дневники Винсенты Смит. Некоторые из них были опубликованы еще в 20–30-х годах, в Межвоенный период. А лет двадцать назад кто-то купил ее старый дом и нашел два дневника, в которых она рассказывала о своих самых первых проектах, — рассказала Эмма.
— Но не про Хайбери.
Эмма покачала головой:
— Если бы такой дневник существовал, у нас бы уже был полностью готовый проектный план… Чайный садик вон там, не так ли? — спросила она, кивком указав на закрытый невысоким воротами проход между липами на другой стороне аллеи.
— Да, — ответила Сидни.
Они пересекли аккуратную липовую аллею, открыли ворота и вошли в садик для чайных церемоний — тут царил настоящий хаос. Изначально это пространство сада, с одной стороны обнесенное кирпичной стенкой, с другой стороны окруженное тисовой изгородью, было предназначено для леди: — этакое укромное место, где можно вдоволь посплетничать среди причудливых нежных цветов.
— Садовники не часто заходят в зеленые комнаты
[6], — сказала Сидни, с оттенком извинения в голосе. — Папа говорил, что хотел сделать газон и привести в порядок хотя бы те части сада, которые видно из дома, но это оказалось довольно затратно.
Это было заметно. Вот мертвая гаура
[7], вся оплетенная кружевом королевы Анны
[8], — ее иссохшие плети упали со шпалеры и перепутались между собой.
Вот несколько кустов роз — почерневших, тощих, поникших. Было видно, что уже не первый год никто не заботился о том, как они перезимовали, а ведь тут явно требовалась весенняя сильная обрезка! Вряд ли в июне здесь зацветет хотя бы десяток побегов. Вся остальная территория — давно мертвые цветы да захватившие их сорняки.
— Я могу помочь вам найти бригаду, чтобы ухаживать за садами после того, как выполню свою работу, — сказала Эмма.
— Все настолько плохо, да? — спросила Сидни с легкой усмешкой.
— На месте вашего отца я бы потребовала деньги назад. Вот что это за пустырь? Одни сорняки! — она указала на странный клочок утрамбованной земли. Там стояла единственная тиковая скамейка, такая заброшенная, что все ее сиденье оплел дикий вьюнок. — Вероятно, там была когда-то газебо
[9] или пергола
[10], что-то подобное.
— Она стала одной из жертв Великой бури 1987 года. Мы тогда потеряли несколько деревьев у озера и на прогулочной аллее. Я узнала об этом, когда нашла в дедушкиных записях рекомендации древовода — так сказать, рецепты древесного хирурга, — пошутила Сидни.
— Удалось ли вам найти какие-нибудь записи, когда сад только появился? — спросила Эмма.
— Пока нет, но я не сдаюсь. Дедушка никогда ничего не выбрасывал. Я до сих пор вытаскиваю из кабинета коробки бумаг и документов. А ведь я даже не принималась еще за чердак. Если там что-то есть, я это найду! — заявила Сидни.
Через проход в тисовой изгороди Эмма следом за Сидни попала в Сад влюбленных, где были лишь голые комья земли да тропические растения, из последних сил цепляющиеся за жизнь. Эмма была уверена, что к таким сортам растений Винсента в свое время доступа не имела.
В садике для детей не уцелело ничего коллекционного не уцелело, тут росли одни дикие полевые цветы; четыре больших вишневых дерева отчаянно нуждались в обрезке, а лаванда вдоль дорожки хоть и благоденствовала, но одичала и буйно разрослась. На месте сада скульптур теперь была лужайка и несколько почти разрушенных статуй, растрескавшихся и облупившихся от непогоды. Следующий сад был совсем непонятным: Эмма внимательно оглядела его, но так и не смогла выяснить его предназначение. Далее находилось то, что задумывалось как Белый сад: предполагалось, что все сорта растений в нем должны быть белыми, но из-за самосева однажды по весне, Эмма была уверена, монохром превратился в многоцветие. Они спустились ниже по склону и попали в странное место, которое, предположительно, было давно уже не существующим Водным садом — ложбина посреди него сейчас поросла сорными растениями.
Все увиденное неприятно поразило Эмму: неразбериха и беспорядок из-за годами тянувшегося пренебрежения. Ей стало грустно.
Они зашагали вниз по дорожке между Белым и Водным садами. Сидни махнула рукой:
— А сейчас мы выйдем вот куда!
Поначалу все, что Эмма увидела лишь макушки деревьев да длинные голые побеги плетистой розы, борющейся за место под солнцем над высокой кирпичной стеной. Однако потом, обогнув пологую кирпичную стену, они подошли к железным воротам, покрытыми ржавчиной. Вокруг прутьев густо вилась виноградная лоза, ее дикие побеги давно не обрезали. Казалось, все растения словно пытались сбежать из этого сада.
— Это, должно быть, то, о чем меня предупреждал Чарли, проговорила Эмма.
— Это Зимний сад. Когда я была маленькой, мы приезжали сюда, в Хайбери, только дважды в год — на дедушкин день рождения и на следующий день после Рождества. Но я помню, как папа водил меня на прогулку по садам каждый раз. В середине декабря Зимний сад казался единственным местом, где была жизнь, — сказала Сидни.