— Не стоит? — ярость постепенно затапливает мою и так не совсем светлую голову. — Так зачем ты явился в Крепость? А, правитель?
Хаган не вмешивается, и я ему за это благодарна. Подчеркнутое спокойствие Аэртера Авероса, правителя огненных котов, выводит меня из себя еще больше.
— Мари, давай после об этом поговорим, — словно отмахиваясь от назойливой мухи, предлагает Аэрт.
— Потом?! — даже не собираюсь сдерживаться, я хочу его ударить, но он ловко уклоняется. — Когда ты собирался мне об этом сообщить? Ты же говорил, что сделаешь все, чтобы я доверяла тебе! А представиться в это «все» не входит? Что ты делал в Крепости?
Я толкаю его в грудь, но либо я слишком слаба, либо он слишком силен. Аэртер даже не покачнулся, прожигая меня взглядом желтых, светящихся в темноте глаз.
— Я хотел взять тебя в плен и использовать как рычаг в переговорах, — отвечает он.
— С каких пор правители сами занимаются подобными делами? — я недоверчиво скрещиваю руки на груди.
— С тех пор, как перестают доверять своему окружению. Я не был уверен, что те, кого я пошлю на задание, не убьют тебя. Это усугубило бы конфликт. А я этого не хотел.
Это я могу понять и даже принять, но…
— Почему ты не осуществил задуманное?
— Сначала я не знал, кто именно является императорской дочкой, — пожимает плечами он. — Тебя вполне неплохо прятали.
Очередной порыв ветра пробирается до самых костей.
— Но ты же узнал. Как?
— Вряд ли у обычной девушки может быть столько врагов, сколько у тебя, — усмехается Аэрт. — Столько желающих убить тебя врагов.
С этим не поспоришь. Я задумываюсь, все складывается верно, кроме самого главного.
— Аэрт, если все так, как ты говоришь, то у тебя все равно была возможность увезти меня из Кадетского корпуса сотню раз. И я бы пошла за тобой, — на глаза наворачиваются непрошенные слезы от осознания собственной глупости. — Почему ты этого не сделал?
Правитель огненных котов опускает голову, словно обдумывая что-то. Порывы ветра со свистом то отстраняют нас друг от друга, то толкают ближе. Мои слезы, уносимые потоками ледяного воздуха, не успевают стекать по щекам.
— А может, я тебя люблю… — неожиданно произносит Аэртер.
— Что? — я точно ослышалась.
— Может, я тебя люблю! — перекрикивая ветер, рычит огненный кот, делая шаг ко мне.
— Может? — я не могу понять, он что — издевается?
— Мари, пойдем, — слышу я голос Хагана. Он обнимает меня за плечи. — Ты совсем продрогла.
Аэрт вновь опускает голову и идет прочь. Полковник ведет меня следом, продолжая поддерживать за плечи. В моей голове стоит точно такой же пересвист, как и вокруг меня. Я жмусь к Хагану так тесно, как могу, не только потому что мерзну. Сейчас мне нужна хоть какая-то опора. Потому что старательно выстроенный мной мир рушится раз за разом, устала собирать по частям. Мне нужен рядом кто-то стабильнее, чем мой мир. Стабильнее, чем я.
Через какое-то время мы выходим на хорошо освещенную дорогу. На краю степи начинает брезжить рассвет, и особой нужды в фонарях уже нет, но их не спешат гасить. Одна из проезжающих паровых машин, на наше счастье, останавливается, соглашаясь подвезти троих оборванцев до столицы, до которой остается совсем недалеко.
Через четыре часа мы стоим перед золоченными воротами императорского дворца. Все это время, обессиленная, я молчу. «Вот я и дома», — мелькает в мозгу, прежде чем я теряю сознание от полной физической и моральной истощенности.
35
В моей голове все стало на свои места ровно в тот момент, когда я услышал настоящее имя огненного кота. Все самые невозможные догадки подтвердились, самые страшные опасения стали абсолютной реальностью. И сейчас, стоя перед Императором и слушая его план, я впервые разочарован, что оказался прав.
— Вы хорошо послужили своей стране, генерал, — Его высочество Мерир разрезает яблоко глядя мне прямо в глаза.
По всему, это должен быть устрашающий жест. Но не этому мальцу меня пугать.
— Что станет с Ее высочеством Мариис? — позволяю спросить я.
— Когда она послужит своей Империи, для нее все завершится.
Я прикладываю все силы, чтобы не выдать негодования в своем взгляде. Он же ее отец! Как можно так поступать с собственным ребенком?
— Вы чем-то недовольны, генерал? — вновь Мерир.
— Я хочу просить у вас помилования для Мариис Арос. Прошу лишить меня звания. И земель, если это необходимо.
— К чему Императору твои земли?
Старший брат Мари резко поднимается и, обогнув по дуге своего отца, приближается ко мне.
— И какое тебе дело до девчонки?
Демонстративно не гляжу на него, а только на Императора.
— Я прошу вас, Ваше императорское Величество, — еще мгновение и я буду умолять.
— Заберете ее после того, как она выполнит долг перед Империей, — непреклонно говорит правитель. — И никак иначе.
Смотрю бесстрастно, надеясь, что в глубине моих глаз не отразится и доли той ярости, которую я испытываю.
— Отец!
— Вы свободны, мастер Ирэ. Ваше звание останется в этом кабинете.
Я уже собираюсь уходить, когда в спину летит:
— Оставь ему звание, пусть носит его, и пусть она знает, за что ее предали за очередную молнию на груди!
— Да будет так, сын мой, — не оборачиваюсь, но слышу улыбку в голосе правителя. — Вы свободны, генерал.
Я не могу дышать. Нос заложен, голова болит. Тело то горит, то сотрясается от холода. Просыпаться сложно, я пытаюсь поднять отяжелевшие веки, но они то и дело опускаются, и я вновь погружаюсь в беспокойный сон. Вокруг меня маячат какие-то люди, но я никак не могу сфокусировать на них свое внимание. Мне кладут на лоб что-то влажное, и вливают в горло непонятную противную жидкость, от которой я закашливаюсь и тут же проваливаюсь в кромешную темноту лихорадки. Мне кажется, это длится бесконечно.
Когда я в очередной раз открываю глаза, комната погружена во мрак. Я втягиваю в себя воздух и понимаю, что уже могу дышать носом. Сделав над собой усилие, я стараюсь не заснуть вновь. Мои мышцы словно налиты свинцом, и мне приходится постараться, чтобы заставить их двигаться. С трудом вспоминаю подробности моего путешествия домой. Очевидно, я умудрилась простудиться. Приподнимаюсь на локтях, желая разглядеть комнату в которой нахожусь. Сильное головокружение отбрасывает меня назад на шелковые подушки.
Какое-то время я настойчиво пытаюсь заставить функционировать мой несчастный организм. Когда наконец я могу справиться с собой, мне удается разглядеть знакомые с детства очертания — я переносила болезнь в своих покоях.