— Обратите внимание на форму тазового входа, — предложил Брайер.
— Это женщина, — заметила Маура.
Рентгенолог кивнул.
— Я бы сказал, результат вполне убедительный. — Он с улыбкой обернулся к археологам: — Теперь вы можете с полной уверенностью называть ее Госпожой Икс. Именно Госпожой, а не Господином.
— Взгляните на лобковый симфиз, — проговорила Маура, по-прежнему глядя на монитор. — Здесь нет расхождения.
— Согласен, — кивнул Брайер.
— И что это значит? — поинтересовался Робинсон.
— Во время родов младенец, пробираясь сквозь тазовый вход, может раздвинуть лобковые кости на месте их соединения — симфиза. Похоже, у этой женщины не было детей.
— Вашу мумию никто не называл мамою, — рассмеялся лаборант.
Сканирование таза закончилось, и теперь на экране показались срезы верхней части обеих бедренных костей, обрамленные усохшей плотью.
— Ник, нужно позвонить Саймону, — напомнила Пульчилло. — Он наверняка сидит возле телефона.
— О боже, я совсем забыл! — Робинсон вытащил из кармана мобильный и набрал номер начальника. — Саймон, угадай, на что я сейчас смотрю? Да, она великолепна. К тому же мы обнаружили несколько удивительных вещей, так что пресс-конференция должна быть очень даже… — Он запнулся, уставившись на монитор.
Возникшая картинка была настолько неожиданной, что все замерли. Если бы на КТ-столе лежал живой пациент, Маура без труда распознала бы небольшой металлический предмет, раздробивший изящное тело малоберцовой кости и застрявший в икре. Но этому кусочку металла было не место в ноге Госпожи Икс.
Пуля не имела никакого отношения к ее эпохе.
— Это то, что я думаю? — пробормотал лаборант.
Робинсон покачал головой:
— Должно быть, посмертное повреждение. Разве может быть иначе?
— Посмертное? Двухтысячелетней давности?
— Я… я перезвоню, Саймон. — Робинсон нажал кнопку разъединения на своем мобильном. И, обернувшись к оператору, приказал: — Выключите камеру. Пожалуйста, немедленно прекратите съемку. — Он глубоко втянул воздух: — Хорошо. Ладно, давайте… давайте подойдем к этому логически. — Археолог выпрямился, вновь обретя уверенность, когда ему на ум пришло вполне естественное объяснение: — Любители сувениров зачастую небрежно обращались с мумиями и портили их. По всей видимости, в эту мумию загнали пулю. А позднее какой-нибудь музейный хранитель, пытаясь устранить повреждения, обернул ее заново. И поэтому на бинтах не видно входного отверстия.
— Это произошло иначе, — возразила Маура.
Робинсон заморгал:
— Что вы имеете в виду? Мое объяснение наверняка соответствует действительности.
— Повреждение ноги — не посмертное. Это случилось, когда женщина еще была жива.
— Не может быть!
— Боюсь, доктор Айлз права, — заметил рентгенолог. Он перевел взгляд на Мауру: — Вы имеете в виду костную мозоль на месте перелома?
— Какая еще костная мозоль? — заволновался археолог. — Что это означает?
— Это означает, что сломанная кость уже начала срастаться, когда женщина умерла. После ранения она прожила еще по крайней мере несколько недель.
— Откуда взялась эта мумия? — обернувшись к куратору, спросила Маура.
Очки Робинсона снова сползли на кончик его носа, и он, словно загипнотизированный, уже поверх них продолжал разглядывать светящийся участок ноги на мониторе.
На вопрос Мауры едва слышно, почти шепотом ответила доктор Пульчилло:
— Она лежала в подвале музея. Ник… доктор Робинсон обнаружил ее в январе.
— А как она попала в музей?
Пульчилло покачала головой:
— Мы не знаем.
— Наверняка есть какие-то записи. В вашей документации должны быть упоминания о том, откуда она взялась.
— О ней никаких сведений нет, — наконец выговорил Робинсон. — Криспинскому музею сто тридцать лет, и многие документы утрачены. Мы понятия не имеем, сколько она пролежала в подвале.
— Как же случилось, что вы ее обнаружили?
В помещении работал кондиционер, но на бледном лице Робинсона все равно выступил пот:
— Три года назад я пришел в музей и принялся каталогизировать собрание. Вот и наткнулся на нее. Она лежала в ящике без всякой маркировки.
— И это вас не удивило? Что такая редкость — египетская мумия — лежит в немаркированном ящике?
— Но мумии — не такие уж и редкости. В девятнадцатом веке они продавались по пять долларов за штуку, а потому американские туристы вывозили их из Египта сотнями. Так мумии оказывались на чердаках и в антикварных лавках. Цирк уродов в Ниагара-Фоле объявлял даже, будто в их коллекции есть царь Рамсес Первый. А потому неудивительно, что мумия обнаружилась и в нашем музее.
— Доктор Айлз! — позвал Брайер. — Мы получили проекционную рентгенограмму. Возможно, вы захотите взглянуть.
Маура обернулась к монитору. На экране появилось изображение, похожее на обычный рентгеновский снимок — такие она развешивала на своем негатоскопе в морге. Разобраться в этой картинке она могла и без помощи рентгенолога.
— Сомневаться тут особенно не в чем, — заметил доктор Брайер.
«Да уж, — подумала Маура. — Никаких сомнений быть не может. У нее в ноге пуля».
Она вынула свой мобильный.
— Доктор Айлз! — окликнул Робинсон. — Кому вы звоните?
— Хочу организовать доставку в морг, — ответила она. — Теперь Госпожой Икс займется судмедэкспертиза.
3
— Мне просто так кажется, или все чудные дела действительно достаются нам с тобой? — спросил Барри Фрост.
Случай с Госпожой Икс и вправду чудной, подумала Джейн Риццоли, ведя машину мимо фургонов новостных телестанций и сворачивая на автостоянку бюро судмедэкспертизы. Гиены-репортеры начали тявкать уже сейчас, в восемь утра, с жадностью выискивая все подробности невероятно мрачного дела (прошлым вечером Джейн ответила лишь скептическим смешком, когда доктор Айлз сообщила о нем по телефону). Увидев телевизионные фургоны, Риццоли вдруг поняла: похоже, пора отнестись к делу серьезней, пора призадуматься — а вдруг это все-таки не тщательно продуманный розыгрыш одинокой и вовсе не склонной шутить Мауры?
Джейн остановила машину на одном из парковочных мест и, разглядывая телевизионные фургоны, задумалась: сколько же новых камер понавезут сюда к тому моменту, когда они с Фростом выйдут из здания?
— От этой хотя бы вони не будет, — заметила Джейн.
— Но, знаешь, от мумии можно подцепить какую-нибудь гадость.
Джейн обернулась к напарнику — его бледное мальчишеское лицо приобрело по-настоящему взволнованное выражение.