— Это льняные полоски, — восхищенно пробормотала доктор Пульчилло, словно она в жизни не видела ничего прекраснее.
— Мозговая масса отсутствует, — заметил лаборант.
— Да, мозг обычно изымали.
— А это правда, что его выдергивали, засунув крючок через нос? — поинтересовался лаборант.
— Почти правда. Только мозг выдернуть не получится — он слишком мягкий. Возможно, использовался какой-то инструмент, при помощи которого его превращали в жидкую массу. А затем наклоняли труп так, чтобы мозг вытек через нос.
— Жестоко, черт возьми, — отозвался лаборант. Он ловил каждое слово Пульчилло.
— Египтяне порой оставляли череп пустым, а иногда наполняли его льняными полосками и ладаном. Вот как этот.
— А что вообще такое ладан? Мне всегда было интересно.
— Ароматическая смола. Ее выделяют особые африканские деревья. В древнем мире она очень ценилась.
— Так, значит, поэтому один из трех волхвов принес ее в Вифлеем?
Доктор Пульчилло кивнула:
— Тогда это был дорогой подарок.
— Отлично, — снова заговорил доктор Брайер. — Мы опустились ниже уровня глазниц. Здесь вы видите верхнюю челюсть, а вот… — Он осекся, хмуро разглядывая неожиданное уплотнение.
— Бог ты мой, — пробормотал Робинсон.
— Что-то металлическое, — проговорил доктор Брайер. — В ротовой полости.
— Возможно, золотой листок, — предположила Пульчилло. — В греко-римскую эпоху в рот покойникам иногда клали золотые листки, похожие на язык.
Робинсон повернулся к камере, фиксирующей каждое замечание:
— Похоже, во рту находится металл. Это соотносится с нашим предположением о времени смерти — греко-римская эпоха…
— А это что?! — воскликнул доктор Брайер.
Взгляд Мауры тут же снова упал на монитор. На нижней челюсти мумии появилась белая звездочка с трещинками-лучами. Это изображение потрясло доктора Айлз — у покойника двухтысячелетней давности такой звездочки быть не могло. Она придвинулась к экрану, разглядывая деталь, которая, если бы речь шла о свежем трупе на ее секционном столе, вряд ли нуждалась бы в объяснении.
— Я понимаю, это невозможно, — тихо проговорила Маура. — Но знаете, на что это похоже?
Рентгенолог кивнул:
— Напоминает пломбу.
Маура обернулась к Робинсону — судя по всему, он удивился не меньше других в этом кабинете.
— Вам когда-нибудь доводилось встречать это в описаниях египетских мумий? — спросила она. — Древние методы лечения зубов, сильно напоминающие современное пломбирование?
Он округлил глаза и покачал головой.
— Но это не означает, что египтяне не умели делать что-либо подобное. У них была самая развитая медицина во всем древнем мире. — Робинсон обратил взгляд на свою коллегу: — Джозефина, что ты можешь нам сказать? Это ведь твоя область.
Ответ давался Пульчилло с трудом.
— Есть… существуют… медицинские папирусы времен Древнего царства, — сказала она. — В них описано, как вылечить шатающиеся зубы, как сделать зубной мост. Так что мы знаем: египтяне были искусными стоматологами. И сильно опережали время.
— Но разве они лечили зубы вот так? — спросила Маура, указав на монитор.
Встревоженный взгляд доктора Пульчилло снова метнулся к изображению.
— Если и лечили, то мне об этом не известно, — тихо ответила она.
На мониторе возникли новые картинки в серых тонах, на которых тело отображалось так, будто кто-то разрезал его на куски хлебным ножом. Пациентку со всех сторон атаковали рентгеновские лучи, она подвергалась высоким дозам радиации, однако ее не страшили ни рак, ни другие побочные эффекты. Рентгеновские лучи продолжали свое нападение на ее тело, но больная была послушна, как ни один другой пациент.
Предыдущие картинки настолько потрясли Робинсона, что теперь, ожидая нового сюрприза, он склонился к экрану и напрягся, словно натянутый лук. Появились первые изображения грудной клетки: полость была черной и пустой.
— Похоже, легкие удалили, — заметил рентгенолог. — В ее груди я вижу только частичку усохшего средостения.
— Это сердце, — проговорила Пульчилло уже более спокойным тоном. Наконец она увидела то, что ожидала. — Его всегда старались оставлять in situ.
[4]
— Только сердце?
Пульчилло кивнула:
— Считалось, что ум находится именно там, а потому сердце никогда не отделяли от тела. В «Книге мертвых» содержится несколько разных заклинаний — их произносили, чтобы оно оставалось на месте.
— А другие органы? — поинтересовался лаборант. — Я слышал, их помещали в специальные сосуды.
— Так было до Двадцать второй династии. Примерно после тысячного года до нашей эры органы стали упаковывать в четыре свертка, и их снова помещали в тело.
— Значит, мы должны это увидеть?
— В мумии Птолемейского периода — да.
— Похоже, я могу высказать предположение о ее возрасте в момент смерти, — объявил рентгенолог. — Зубы мудрости полностью прорезались, а черепные швы заросли. Но дегенеративных изменений позвоночника я не вижу.
— Молодая, — сказала Маура.
— Возможно, ей не было и тридцати пяти.
— В ее времена тридцать пять — уже средний возраст, — заметил Робинсон.
Исследование продолжалось — рентгеновские лучи по-прежнему проникали сквозь слои обмотки, сквозь оболочку из мертвой кожи и костей, только теперь они сканировали уже не грудную клетку, а брюшную полость. Изображения казались Мауре до жути непривычными, как если бы она присутствовала на вскрытии инопланетянина. В тех местах, где Маура привыкла видеть печень, селезенку, желудок и поджелудочную железу, отображались завитки льна, похожие на змей, — в этом пейзаже внутренностей не обнаруживалось ничего знакомого. Лишь просветления в позвоночном столбе говорили о том, что тело и в самом деле принадлежало человеку, только его сначала выпотрошили, превратив в пустую оболочку, а потом набили тканью, словно тряпичную куклу.
Возможно, анатомия мумии была чужда Мауре, а вот Робинсон и Пульчилло вступили на привычную территорию. Когда на экране появлялась новая картинка, они оба нагибались, указывая на знакомые детали.
— Вот, — заявил Робинсон. — Это и есть четыре льняных свертка с органами.
— Хорошо, а теперь мы видим таз, — пояснил Брайер. Он указал на две светлые дуги — верхние края гребней подвздошных костей.
Компьютер продолжал анализировать и отображать информацию, поставляемую бесчисленными рентгеновскими лучами, и с каждым срезом форма таза становилась все яснее. Каждая картинка приоткрывала все более привлекательные подробности, словно в цифровом стриптизе.