– Я забираю все, что осталось.
– Вы крадете у собственной матери? – ужаснулся Хакл.
– Просто… – Малкольм вздохнул. – Я увидел одну очень-очень хорошую трубу.
Рубен моргнул:
– Вы ее купили?
– Нет, – ответил Малкольм. – Я на нее копил. Потом Флоре захотелось, чтобы я купил ей этот дурацкий миксер бог знает для чего, и… Ну, все немножко вышло из-под контроля.
– Боже, – вздохнула Полли. – О боже, Малкольм, но это же просто глупо! – Она покачала головой. – Пустые расходы. Здесь был такой чудесный маленький бизнес. Чудесный!
– Наверное, вы можете получить его обратно, если захотите, – пробормотал Малкольм. – Она уже все уши мне прожужжала, твердит, как хорошо все работало при вас и какой я идиот. Я это всю жизнь слышу от своей мамочки.
Рубен подошел к нему:
– Сколько стоит ваша замечательная труба?
Малкольм тяжело вздохнул:
– Шестьсот девяносто девять фунтов. Теперь мне ее никогда не купить.
Рубен достал свой бумажник и вытащил из него пачку банкнот.
– Рубен! – воскликнула Полли, потрясенная этой картиной.
– Что? – огрызнулся Рубен. – Это всего лишь иностранные деньги. Они для меня все равно что бумага.
Он отсчитал семь банкнот и протянул их Малкольму:
– Вот, возьмите, купите трубу и СТАНЬТЕ ПОТРЯСАЮЩИМ!
– Кем-кем?
– ПОТРЯСАЮЩИМ!
– Потрясающим?
– Повторите это. И станьте лучшим трубачом в мире.
– Сказать, что я потрясающий?
– Скажите, что вы потрясающий. Ну же, говорите!
– Я потрясающий?
– ВЫ ПОТРЯСАЮЩИЙ!
– Я потрясающий, – пробормотал Малкольм.
– ГРОМЧЕ!
– Я ПОТРЯСАЮЩИЙ!
– И еще раз!
Малкольм подошел к дамбе, ведущей на материк.
– Я ПОТРЯСАЮЩИЙ!
– ВЫ ПОТРЯСАЮЩИЙ!
– Я ПОТРЯСАЮЩИЙ!
– ВЫ ПОТРЯСАЮЩИЙ!
– Я потрясающий… – разносилось над морем.
– И тупица, – сказал Рубен.
Пару месяцев спустя Джейден с энергией влюбленного весело наводил порядок за печью и кое-что нашел: диск CD, на котором было написано: «Для Флоры».
Он отправился в старую пекарню, где Флора по приказу Полли только и делала, что пекла целыми днями, придумывая новые рецепты. Сейчас она трудилась над вишнево-кокосовым печеньем, а Джейден записывал результаты в специальную тетрадь. Они стали отличной командой. У Флоры из-под сетки для волос выбилась прядь и покачивалась перед ее лицом. Джейден уже набрался опыта и не стал говорить ей, как это красиво.
Он спросил Флору насчет диска, и она пожала плечами; диск дал ей Малкольм, но она не потрудилась его прослушать, потому что сам Малкольм не слишком ей нравился; тогда Джейден спросил, нравится ли ей он, и Флора порозовела и сказала, что он вроде ничего парень, и для Джейдена ее слова прозвучали лучше всякого комплимента, ведь от женщин моложе семидесяти лет он никогда ничего подобного не слышал, а теперь самая прекрасная девушка во всем Маунт-Полберне сделала его счастливее всех на свете.
Потом они поставили диск и поняли, что это такое: Малкольм играл на трубе. Поток серебристых нот каскадом полился из динамиков: веселые мелодии, ритмичные мелодии и грустные, меланхолические жалобы, трогавшие душу. Это было прекрасно.
Глава 31
Перед тем как лечь в постель, Хакл отправился на поиски Полли. В гостиной ее не было. Этим вечером, через несколько недель после шторма, светила луна, высыпали звезды. Хакл хотел уговорить Полли подняться на галерейку, где над городком и прибрежными скалами, обещая безопасность судам, снова сиял прожектор. Рабочие заменили разбившиеся стеклянные панели, поставили новый генератор, который не должен был подвести, и оставили инструкции по его включению. И еще четыре противотуманных фонаря.
Конечно, Хакл нашел Полли в кухне. Рукава у нее были закатаны и припорошены мукой, она сворачивала сырные круассаны на утро, аккуратно раскладывая их на большом деревянном столе. Хакл некоторое время наблюдал за ней – занятой делом, сосредоточенной, не замечающей его присутствия.
– Разве ты не должна надевать сетку для волос? – поддразнил он ее наконец.
Полли, оглянувшись, усмехнулась:
– У меня ОЧЕНЬ ЧИСТЫЕ ВОЛОСЫ. И они убраны в хвостик, как ты заметил. Так что, пожалуйста, не звони контролерам по вопросам гигиены окружающей среды, у меня и так проблем хватает.
– Ты действительно думаешь, что тебе позволят ставить Нэн-Фур рядом с магазином? – с улыбкой спросил Хакл.
– Я уже сколько лет твержу: Маунт-Полберну нужен кофе. Хороший кофе. И я намерена его готовить. Ну и Селина будет помогать.
– Так ты расширяешься?
Полли улыбнулась:
– А разве ты не думаешь, что это хорошо?
– У тебя будет больше работы.
– Мне нравится работать, – ответила Полли. – К тому же мы собираемся подавать много чая с медом. Так что и тебе придется работать побольше, мистер.
Вот уж это Хакла ничуть не беспокоило. Он наклонился к Полли и легонько поцеловал ее в затылок.
– Пошли спать, – предложил он.
– Еще одиннадцать минут. – Она снова улыбнулась. – И будет быстрее, если ты сложишь все эти подносы в посудомойку.
– Готово! – сообщил Хакл, помогая ей навести порядок.
Переговариваясь, они посматривали в окно, любуясь закатным солнцем.
Потом, уже в постели, прежде чем пришла Полли, Хакл в последний раз достал из бумажника смятый листок бумаги и посмотрел на него. Это была реклама обручального кольца, которую он увидел, перелистывая дорогие журналы Кэндис в ее гостиной; кольца, на которое он копил деньги и хотел торжественно преподнести Полли где-нибудь среди камней, в скалах. Такое предложение руки и сердца казалось ему наиболее эффектным, когда он пытался репетировать перед зеркалом.
Но это могло подождать. Они с Полли тоже могли подождать. Бриллианты в рекламке сверкали так холодно…
А здесь царило тепло печи, и поднимающегося хлеба, и золотого вечера под прекрасным небом – достойного завершения безупречного летнего дня, когда на извилистых улочках Маунт-Полберна полно счастливых детей, с сэндвичами, мороженым, ведерками и лопатками для песка, под надзором веселых, спокойных родителей. Хакл с улыбкой вспомнил Джейдена, успевавшего после дневной смены с наслаждением полировать новую, более современную лодку-такси, которую Рубен подарил городку, но слегка все испортил, предположив, что его в благодарность могут избрать мэром, или возвести на королевский престол, или назначить еще кем-нибудь… Здесь, в этом мире, Хакл ощущал лишь тепло – в комнате, в сердце, в улыбке этой девушки с золотистыми волосами, со слегка испачканным мукой носом, которая как раз в этот момент вошла в спальню и осветила все одним своим присутствием.