Двойник - читать онлайн книгу. Автор: Тесс Герритсен cтр.№ 45

— И что же они с ней сделали? — спросила Риццоли. Она вновь была за рулем, бесстрашно лавируя среди грузовиков, которые заставляли дорогу вибрировать и неистово сотрясали маленький «Субару». — Вы хотите сказать, что они превратили ее в зомби?

— Вы видели заключение психиатра. Сначала врачи лечили ее фенотиазинами. Это группа антипсихотических лекарственных средств. Для пожилых женщин они могут иметь разрушительные побочные эффекты. Один из них называется поздней дискинезией — непроизвольные движения рта и лицевых мышц. Пациентка как будто постоянно что-то жует, надувает щеки или высовывает язык. Она не может контролировать себя. Представляете, какое впечатление это производит на окружающих? Все глазеют на то, как ты постоянно корчишь рожи. И выглядишь полным дураком.

— И как это остановить?

— Это невозможно. Они должны были отменить эти препараты, как только проявились первые симптомы. Но они слишком долго ждали. Потом к лечению подключилась доктор О'Доннел. Она наконец отменила этот курс. Поняла, что происходит. — Маура сердито вздохнула. — Поздняя дискинезия, к сожалению, неизлечима. — Она устремила взгляд в окно. Сейчас она не испытывала беспокойства при виде несущихся мимо многотонных грузовиков. Ее мысли крутились вокруг Амальтеи Лэнк; она снова видела ее беспокойные губы, будто нашептывающие какие-то секреты.

— Вы хотите сказать, что ей вообще не требовались эти лекарства?

— Нет, просто их нужно было отменить как можно раньше.

— Так она сумасшедшая? Или все-таки нет?

— Таков был первоначальный диагноз. Шизофрения.

— А каков ваш диагноз?

Маура вспомнила безучастный взгляд Амальтеи, ее загадочные слова. Слова, казалось бы, лишенные всякого смысла, более похожие на параноидальный бред.

— Наверное, я бы согласилась с их диагнозом, — сказала она и, вздохнув, откинулась на спинку сиденья. — В ней нет ничего моего, Джейн. Все в этой женщине чужое.

— Ну разве это не облегчение, учитывая обстоятельства?

— Но ведь связь между нами существует. Невозможно отказаться от собственной ДНК.

— Помните старую поговорку: «Свой своему поневоле брат»? Все это ерунда, доктор. У вас нет ничего общего с этой женщиной. Она родила вас и сразу же отказалась. Вот и все. Конец всяким отношениям.

— Она знает столько ответов на мои вопросы! Кто мой отец. Кто я.

Риццоли метнула взгляд в ее сторону, потом опять уставилась на дорогу.

— Пожалуй, я дам вам совет. Знаю, вы удивитесь, с чего я это взяла. Поверьте, это не высосано из пальца. Вам нужно держаться подальше от этой Амальтеи Лэнк. Не встречайтесь с ней, не разговаривайте. Даже не думайте о ней. Она опасна.

— Да она же просто залеченная шизофреничка.

— Я в этом не очень уверена.

Маура посмотрела на Риццоли.

— Что вы знаете о ней такого, чего не знаю я?

Некоторое время Риццоли вела машину молча. Но не потому, что была слишком увлечена дорогой; казалось, она тщательно обдумывала, как ей лучше построить ответ.

— Помните Уоррена Хойта? — спросила она наконец. Хотя ее вопрос прозвучал непринужденно, Маура заметила, как окаменело ее лицо, а руки крепче сжали руль.

«Уоррен Хойт, — подумала Маура. — Хирург».

Такое прозвище дали ему полицейские. Он заслужил его зверствами, которым подвергал свои жертвы. Его инструментами были скотч и скальпель, а добычей становились мирно спавшие женщины, которые и не подозревали о том, что в темноте над ними склонился убийца, предвкушавший удовольствие от первого надреза. Джейн Риццоли стала последним объектом его фантазий, оппонентом в игре разума, проиграть в которой он не собирался.

Но именно Риццоли обезвредила его единственным выстрелом, поразившим позвоночник. Вселенная парализованного Уоррена Хойта усохла до размеров больничной койки, и его единственной радостью остались фантазии, игры ума, столь же блестящего и опасного, как прежде.

— Конечно, я помню его, — ответила Маура. Она видела результаты его работы, ужасные увечья, которые его скальпель оставил на теле одной из жертв.

— Я ведь постоянно навожу о нем справки, — продолжила Риццоли. — Ну, просто для того, чтобы убедиться: хищник по-прежнему в клетке. Да, он действительно прикован к постели. И каждую среду вот уже в течение восьми месяцев его кое-кто навещает. Доктор Джойс О'Доннел.

Маура нахмурилась.

— Зачем?

— Она уверяет, что это необходимо для ее исследований в области психологии жестокого поведения. По ее теории, убийцы не несут ответственности за свои действия. Корни, дескать, в родовых травмах или тяжелом детстве, которые вызывают у них тягу к насилию. Разумеется, для адвокатов она просто находка. Ее послушать, так Джеффри Дамер [8] был попросту не понят, а Джона Уэйна Гэйси [9] слишком часто били по голове. Она оправдает кого угодно.

— Видимо, она выполняет работу, за которую платят.

— Я не думаю, что она делает это из-за денег.

— Тогда из-за чего?

— Ей просто хочется личного контакта с теми, кто убивает. Она говорит, что это ее исследовательская работа, что она делает это ради науки. Ну да, Йозеф Менгеле [10] тоже убивал ради науки. Все это отговорки, она просто стремится придать лоск респектабельности тому, что она делает.

— И что же она делает?

— Ищет источник возбуждения. Она балдеет, когда слушает о фантазиях убийцы. Ей нравится погружаться в его душу, смотреть на мир его глазами. Понимать, что значит быть чудовищем.

— Вы так говорите, будто она и сама такая.

— Возможно, ей хочется быть такой. Я видела письма, которые она писала Хойту, когда тот находился в тюрьме. Она просила его поделиться с ней деталями совершенных убийств. О да, она обожает детали.

— Многие люди любопытствуют по поводу того, что касается смерти.

— Она не просто любопытна. Ей хочется знать, каково это — резать кожу и наблюдать, как жертва истекает кровью. Что значит наслаждаться бесконечной властью. Она жаждет подробностей, как вампир жаждет крови. — Риццоли немного помолчала. Потом усмехнулась: — Знаете, я только сейчас поняла кое-что. А ведь она и в самом деле вампир. Они с Хойтом питают друг друга энергией. Он пересказывает ей свои фантазии, а она говорит, что в них нет ничего плохого. Что абсолютно нормально заводиться от мысли о чьей-то перерезанной глотке.