По их виду понятно, что родители не до конца в это верят, но настроены они позитивно. Настолько, что мой отец говорит:
– Виктория упоминала об этом.
– Серьезно? – Я не знала, что заслужила ее внимание чем-то, кроме запретной жвачки и вылазок на улицу до рассвета.
Отец добавляет:
– А еще она упомянула, что у тебя здесь много друзей.
– Да.
Это не попытка остаться. Учитывая все: ложь, сломанное запястье, и всю эту по-прежнему запутанную историю, с последствиями которой нам до сих пор приходится разбираться, – мне повезло, что у нас с ними вообще такой спокойный разговор. Я не собираюсь пользоваться этим моментом, чтобы не уезжать отсюда.
– И это тоже здорово. Не думаю, что у меня было много друзей, кроме Лео и Конни в течение… какого-то времени… – говорю я.
Мое горло сжимается, когда я думаю о них обоих, но это отдельный вулкан проблем, который я не собираюсь сегодня ворошить.
– Это заставило меня почувствовать… не знаю. Предвкушение окончания школы. Я не задумывалась об этом слишком глубоко, но было классно познакомиться с новыми людьми. Повидать новые вещи. И я думаю… Я хочу, чтобы у меня на это было больше времени. До того, как настанет выпускной.
Они обдумывают мои слова – отец более тщательно, чем мама, чей взгляд устремлен на стол между нами.
– Значит, ты хочешь просто… полностью прекратить ходить на дополнительные занятия? – спрашивает он.
Я поджимаю губы.
– То есть да? – Я смотрю на них. – Это… вопрос с подвохом?
– Я не говорю, что мы перестанем следить за твоими оценками. – Голос моего отца звучит язвительно. – Нам нужно, чтобы ты закончила школу.
Мои уши горят.
– Да, хорошо. Я с этим справлюсь.
– И знаешь, – говорит отец, стараясь слегка смягчить свои эмоции, – ты могла бы поговорить с нами об этом раньше.
И вот оно. Тот глубокий корень, который, похоже, я вытягивала, наконец-то выглянул на поверхность. Еще несколько недель назад я бы не смогла коснуться этой темы, но я уже далека от той прежней Эбби.
– Просто казалось, что для вас обоих это безумно важно, – говорю я беззаботно. – И, честно говоря… после смерти Поппи все было так плохо, что я не хотела усугублять ситуацию. Я не хотела быть проблемой.
– Дорогая, ты никогда не была проблемой…
Я не хотела задевать маму своим взглядом, но он обрывает ее на полуслове.
– Я чувствую, что была, – говорю я, пытаясь смягчить его. – Я имею в виду, что вам обоим приходится возить меня повсюду на занятия. А до этого я мешала вам полноценно работать, а еще раньше я мешала вашей учебе…
– Эбби, это были наши проблемы. Не твои. Ты понимаешь?
Моя мама замолкает на несколько мгновений, и я не могу понять, потому ли это, что она не уверена, как подобрать слова, или потому, что она сомневается в том, должна ли вообще это говорить. Но все это происходит так, словно мы что-то высвобождаем, что-то, что обременяло всех нас долгое время, и сейчас нет смысла перекладывать эту тяжесть на нашу нынешнюю жизнь.
– Мы знали, что будет трудно родить тебя, учась в юридической школе, но это было наше решение, – говорит моя мама. – И огромную роль в том, что нам удалось с этим справиться, сыграл твой дедушка и его желание помочь. Не знаю, понимала ли ты, как много значило для него твое появление на свет – он был так подавлен после того, как мы потеряли мою маму, но с твоим рождением все изменилось. Он не мог дождаться, когда сможет водить тебя куда-нибудь и чему-нибудь учить. Он наконец возвращался к жизни.
Я киваю только потому, что мое горло слишком сильно сжалось, чтобы произнести хоть слово.
Мама грустно улыбается.
– И я знаю, что вы с Поппи всегда были близки из-за этого. И мы были рядом всегда, когда была возможность, но казалось, что мы… что-то упускали. Казалось, что временами мы не могли дать тебе чего-то лучшего.
– Может быть, мы поступили эгоистично, родив тебя именно в то время. Вместо того, чтобы дождаться момента, когда сможем дать тебе больше, – говорит мой отец.
Эта идея кажется мне настолько абсурдной, что я даже не знаю, как реагировать. Я так привыкла быть той, кого они должны были усмирять или успокаивать, а теперь, когда сценарий перевернулся, оказалось, что все это полное дерьмо.
– Я никогда не хотела большего, – говорю я. – Черт возьми. Вы посвятили десять лет своей жизни только мне.
Мама улыбается.
– Ну, после первых нескольких лет работы все немного устаканилось, и мы проводили больше времени рядом с тобой, – говорит она. – И это чувство ушло. Страх, что мы тебя подводим.
Я сую пальцы в карманы шорт, желая подобрать слова, чтобы сказать им, что все совсем не так. Что для меня это всегда было наоборот.
– Потом, когда родились твои братья… понятное дело, нас накрыла суматоха – продолжает мама. – И все как будто повторилось. Ты стала старше и самостоятельнее, но рядом по-прежнему был твой Поппи, чтобы приглядывать за тобой.
Я киваю, и они замолкают. Я не понимаю почему, пока не чувствую, как слеза скатывается по щеке и падает на голое колено. Мама уже оказалась рядом со мной, прежде чем я полностью осознала происходящее, заключила меня в объятия, позволяя мне сопеть в ее плечо.
Обычно я не расстраиваюсь, когда люди вспоминают о Поппи, потому что большую часть времени я и так думаю о нем. Он живет в тяжести своего старого фотоаппарата, пристегнутого к моему плечу, в каждом моем снимке, щурясь на те же пейзажи, что вижу я сквозь объектив, и одобрительно хмыкая. Он тот человек, с которым я мысленно общаюсь, когда мне нужен воображаемый человек, который поможет все обдумать.
Мне повезло, что в детстве он был предоставлен мне, и еще больше повезло с теми приключениями, которые мы пережили вместе после рождения моих братьев. Но эти приключения закончились, и я была слишком занята, чтобы думать о том, как страшно, что следующие приключения мне придется выбирать самой.
– Я скучаю по нему, – говорю я.
Мы говорили эти слова друг другу сотни раз, но в этом случае все было по-другому. Как будто я открыла часть себя, чтобы освободить место для многого нового – первой любви. Сестры. Прошлого, которое отчасти является и моим, но отчасти нет. И это вывернуло меня настолько широко, что я чувствую каждый уголок своего тела, которые все еще болят по Поппи, которые все еще приспосабливаются к миру, где его не существует.
– Я знаю, – говорит мама, сжимая меня еще раз, прежде чем отпустить. – Я тоже.
– Я скучаю по тому, что мы раньше делали вместе. Я скучаю… Мне не хватает времени на съемки. Я чувствую, что все еще могу быть с ним, когда делаю снимки, а со всеми этими занятиями мне просто… не хватает времени.
– Я думаю, возможно, мы думали, что эти занятия будут своего рода подушкой безопасности, – говорит мой отец. – Чем-то, что сможет помочь тебе, когда нас не будет рядом.