– Я позабочусь о нем.
Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, Тор просто погрузил парочку в состояние ступора. Короткое внушение заставило их вернуться в машину и продолжить путь с воспоминанием о том, что они сбили мусорный бак. Тор посчитал, что дождь позаботится о крови на капоте, а уж с вмятиной пусть разбираются сами.
Сердце колотилось у в его груди, как отбойный молоток, когда Тор склонился над телом наследника трона всей их расы. Кровь была повсюду, стремительно вытекая из раны на голове. Тор скинул с себя кожаную куртку и зубами оторвал от нее длинный лоскут. Обернув ткань вокруг головы наследника расы, он затянул временную повязку так туго, как только смог. Остановил проезжающий мимо грузовичок, наставил пушку на сидевшего за рулем итальяшку, и, указав тому направление, поехал в сторону Хэйверса.
Тор ехал с Рофом на заднем сиденье, продолжая зажимать рану на голове. Всю дорогу на улице лил холодный дождь. Поздний, ноябрьский дождь, или даже декабрьский. Как хорошо, что это случилось не летом. Можно не сомневаться, именно холод замедлил сердцебиение Рофа, снизил артериальное давление, и, как следствие, уменьшил кровотечение.
За четверть мили от Хэйверса, в модном районе Колдвелла, Тор приказал человеку подъехать к обочине, и стер ему память об этой поездке.
Несколько минут, ушедших у Тора на дорогу до клиники, показались ему самыми долгими в его жизни, но он донес Рофа к Хэйверсу, и тот остановил кровотечение, которое, как выяснилось, было вызвано разорванной височной артерией.
Но даже на следующий день Роф был на волосок от смерти. Брат потерял так много крови, что даже после кормления от Мариссы, вопреки ожиданиям, не восстановился, поэтому Тору оставалось только сидеть рядом с его койкой и ждать. Глядя на неподвижного короля, ему казалось, будто между жизнью и смертью сейчас балансирует вся их раса, а единственный, кто мог занять трон, был заперт в забытье, которое от полной комы отделяло всего несколько возбужденных нейронов.
Слух о трагедии разошелся быстро, и среди вампиров поднялось волнение. Медсестры и доктор. Другие пациенты. Все заглядывали ненадолго помолиться над обреченным королем. Братья, которые в то время пользовались дисковыми телефонами, названивали каждые пятнадцать минут.
Каждый вампир понимал, что вместе с Рофом умрет и надежда. Не будет будущего. Никаких перспектив.
Как бы ни так, Роф выжил. Он очнулся с недовольным видом, который вызвал вздох облегчения... ведь если у пациента хватило сил на злобу, значит, он прорвется.
Следующей ночью, невзирая на то, что своим 24-часовым лежанием без сознания Роф довел всех вокруг практически до инфаркта, он выдернул из вены капельницу, оделся и ушел.
Не сказав никому ни слова.
Тор рассчитывал на... хоть на что-нибудь. Не на спасибо, но на признательность или... неважно. Черт, Роф и сейчас тот еще грубиян, а уж тогда? Он был абсолютным злом. И все-таки... совсем ничего? Даже после того, как он спас парню жизнь?
Отчасти это напоминало Тору то, каким образом он сам сейчас ведет себя с Джоном и с братьями.
Тор обернул полотенце вокруг бедер и подумал о более важном моменте в этом воспоминании. Роф сражался где-то в одиночку. В 58-ом было простым везением, что Тор оказался неподалеку и нашел короля, пока не стало слишком поздно.
Глава 17
Когда ночь уже вступила в свои права, Элена молилась, чтобы в очередной раз не опоздать на работу. Она ждала отца под тиканье часов наверху, в кухне, чтобы вручить? ему сок с разведенным в нем лекарством. Помешанная на чистоте, Элена убрала ложку на место, дважды проверила все поверхности, даже удостоверилась все ли на местах в гостиной.
– Отец? – крикнула она вниз.
Пока Элена прислушивалась, ожидая услышать шарканье ног и тихое бессмысленное бормотание, ей вспомнился причудливый сон, который она видела днем. Ей снился Ривендж, он стоял в темноте, опустив руки вдоль тела. Его великолепная, обнаженная фигура освещалась как на сцене, мускулы напрягались, демонстрируя мощь, кожа была теплого, смугло-золотистого оттенка. Голова склонена, глаза расслабленно закрыты.
Зачарованную, Элену потянуло к нему, и она двинулась по холодному каменному полу, снова и снова окликая Ривенджа по имени.
Но Рив не реагировал. Он не поднял голову. Не открыл глаз.
Страх пронесся по венам, заставляя сердце колотиться в груди, и Элена бросилась к мужчине, но расстояние между ними оставалось неизменным, ей никогда не достичь цели, никогда не добраться до него.
Она проснулась с дрожью в теле и со слезами на глазах. Когда шок отступил, смысл сна стал предельно ясен, но, честно говоря, её подсознанию не обязательно говорить то, что она и без него прекрасно знала.
Выдергивая себя из мрачных мыслей, Элена снова позвала:
– Отец?
Когда ответа не последовало, Элена взяла отцовскую кружку и отправилась в подвал. Она двигалась медленно, но не потому, что боялась пролить красный сок CranRas на белую униформу. Всегда, когда ее отец не поднимался на кухню, ей приходилось спускаться самой, и каждый раз проделывая этот путь, она задавалась вопросом: что если, в конце концов, это случилось, и он ушел в Забвение.
Элена не была готова потерять его. Не сейчас, и не важно, как тяжело ей приходится.
Элена заглянула в отцовскую комнату и обнаружила его за резным столом, его окружали неровные стопки бумаг и незажженные свечи.
Благодарю тебя, Дева-Летописеца.
Как только ее глаза привыкли к сумраку, она забеспокоилась, как бы недостаток света не повредил зрение отца, но свечи останутся как есть – не зажженными, потому что в доме не было ни одной спички или зажигалки. Последний раз отец держал в руках спички, еще на их прошлом месте жительства… он поджог комнату, повинуясь голосам в своей голове.
Это произошло два года назад. Именно по этой причине его и посадили тогда на лекарства.
– Отец?
Подняв взгляд от беспорядка на столе, он казался удивленным.
– Дочь моя, как ты поживаешь этой ночью?
Всегда один и тот же вопрос, на который Элена давала один и тот же ответ, произнося его на Древнем Языке:
– Хорошо, отец мой. А вы?
– Я как всегда очарован твоей заботой. Ах, отлично, доджен передала мой сок. Как мило с ее стороны. – Отец забрал у Элены кружку. – Куда ты отправляешься?
Этот вопрос вел к словесному па-де-де
[87]: отец выражал недовольство тем, что она работает, Элена объясняла, что занимается этим, потому что ей нравится, далее следовало его пожимание плечами и реплика о не понимании младшего поколения.
– Воистину, сейчас я ухожу, – сказала Элена, – но с минуты на минуту подъедет Люси.