Франция. 300 жалоб на Париж - читать онлайн книгу. Автор: Ксения Буржская cтр.№ 16

И вместо этого спрашивает:

– Ну, какие новости с Белого фронта?

И стекает с бокала вниз подтаявшее вино холодной, обжигающей, белой каплей. Может быть, это возвращает нам чувство дома?

Вернувшись из Амстердама, я хотела рассказать вам, что это город грехов. Вспомнила все семь и насчитала там пять. Потом подумала: да ладно, мне же в целом понравилось. Не считая того, что там наркотики лежат горками на каждом шагу.

Но я все это как раз ненавижу. Я боюсь всего, что может причинить мне какой-то вред или дискомфорт. Я даже в эмиграции-то страдаю, потому что вышла из зоны комфорта и получила неконтролируемое непонятное окружение. Чего мне ждать от неконтролируемых эмоций? Так что я вся была отторжение.

Ремарка: чем больше я живу во Франции, тем хуже я говорю по-французски. Недавно один лингвист-психолог сказал, что так и должно быть. Чем сильнее я противостою, отвергаю все французское, тем быстрее уходит из меня язык, он убегает от меня, как посуда от Федоры. Потому что каждый раз, попадая в среду, я кричу: «ИЗЫДИ!»

Примерно так и с этими их грибами. Считайте этот текст пропагандой здорового образа жизни. Или водки. Водка еще никому в небольших количествах не навредила. Водка – чистая слеза радости. Всего вам самого доброго. И немедленно выпил.

Но вернемся в Амстердам. Утром я пошла встречаться с местными. Ржавые гондолы покачивались на тихих волнах, в квадратных домиках-понтах назревала жизнь, нежные плюс семнадцать осветили кривенький центр. Люди сидят с газетами и кофе на крылечках собственных домиков, двери открыты, сидят за столом и пьют кофе в белых комнатах с высоченными потолками: окна в пол, никаких занавесок, можно рассмотреть все: картины, халаты и деревянные несущие балки. Ничего не стесняются, вся жизнь нараспашку. Что это вообще за люди, у которых день начинается словами «хуе морхе», а заканчивается – «хуе нах»?

Сели в кафе, похожем на старый дворец, заказали по пиву. Человек по имени Игорь, сидящий напротив, программист, уехал 20 лет назад.

– Мы с тобой друг друга не очень поймем, – говорит. – Я уезжал из другой страны. Скучал, но мне все здесь казалось благом. Знаешь, что раньше было в этом здании? Анатомический театр. Сюда же приезжал Петр I. Пришел сюда, увидел, захотел.

– Не страшно детей в Амстердаме растить? Наркотики все эти, шлюхи.

– Большинство голландцев никогда даже не пробовали траву. Это туристы. И знаешь почему? В школе детям (и родителям) на дне открытых дверей показывают чемодан. Открывают – а там все виды наркотиков: трава, грибы, таблетки, героин. Тебе все показывают и рассказывают, что с тобой будет. После этого никто не употребляет. Кроме туристов.

– Ну а медицина?

– Ох…

– Неужели хуже, чем во Франции?

– Спорим на пиво?

Ну, короче, я проспорила. Оказывается, в Амстердаме до сих пор принято рожать дома, с повитухой, которая часто не имеет даже специального образования (возможно, она медсестра, но никогда не врач). Если возникают какие-то сложности, дай Бог чтобы у вас был врач, к которому вы срочно можете обратиться.

Те же, кто все-таки попадает (повезло) в больницы, выходят оттуда через несколько часов после родов: нечего разлеживаться. Такая же легкость с детьми: любой ребенок в Голландии с рождения perfect child, то есть априори здоров и счастлив, проверять специально его не надо (только слух и рефлексы, рост и вес), никаких специальных анализов каждый месяц, зато обязательно отдельная комната. И вообще – квартиры начинаются от 60 метров – это самые маленькие.

С трех лет детей обучают плавать, с пяти – они уже гуляют самостоятельно. Ходят в том, что сами выбрали, поэтому нередко на улице можно встретить зимой ребенка в шортах и с ним – тепло одетых родителей. Нормально – он же сам так хотел.

Взрослые голландцы носят все серое. Иногда черное, темно-зеленое или синее. Даже джинсы предпочитают серые. Встретить женщину в красном, например, практически невозможно, максимум – нежно-розовый, но никаких тут шпилек или грандиозных платформ. По дому, кстати, многие ходят в обуви – на улице мокро, но чисто. Даже если дети здесь же ползают. Это хорошо для иммунитета!

А легко ли встретить вообще настоящего амстердамца? Сложно. Обычный амстердамец очень похож на петербуржца своим снобизмом. Но как и в российских столицах, коренных амстердамцев в Амстердаме мало. Саша, живущая в Амстердаме уже несколько лет, рассказала смешную историю:

«Когда переехала, сразу решила познакомиться с соседями и пригласить их на borrel (это такая традиция – бухнуть на выходных часа в четыре). Уточнила у своих голландских друзей, что подать к столу. Была у меня к этому случаю специально икра красная припасена. Но меня отговорили, потому что в голландском есть поговорка „Что голландец не знает, то он не ест». В итоге сделала я скромненько: пиво, мясо, сыр. Ну, пришли соседи. Оказалось, что одни – специалисты по всяким шоу и были в Москве в 1984 году, а вторые – специалисты по опере и тоже часто бывают в России. Но больше всех убила соседка, которая сказала: «Мне Салтыков-Щедрин показался тяжеловат, самый мой любимый писатель – Булгаков, “Мастер и Маргарита”».

Игорь говорит, голландцы немного жадные. «Бывает, тортик принесешь, когда в гости идешь, а они его подальше – в холодильничек. Или печенья к чаю достанут пачку, всем по кругу по одной предложат и обратно прячут: а ну как вы все съедите?»

Саша соглашается: «Это все оттого, что исторически они протестанты, привыкли все делать своими руками, скромно жить и многого не просить. Отсюда и традиции. Например, день рождения с размахом не отмечает никто: с близкими сначала ужин, а потом и все могут прийти – только выпить. Я в первый раз этого не знала и пришла голодная. Меня встретил именинник словами: “Скоро будет торт”. Я удивилась и сказала: “Ну, наверное, сразу после ужина, да?” Возникла неловкая пауза».

Говорят, в Амстердаме безопасно и самое частое происшествие – кража велосипеда. Да что там – его у вас всегда украдут, в любом случае. Вот Саша сменила уже четыре: «Вообще они часто делают то, что нельзя. Шутят, что есть такое понятие – нельзя, но можно».

В 2001 году (16 лет назад) я впервые приехала в Париж по обмену. Мне было 16, и о Париже (как мне казалось) я знала все: годами Париж преследовал меня в учебниках и экзаменационных темах, я могла проснуться ночью и начать отвечать: Париж – это столица Франции, в нем живут столько-то миллионов человек, Сена разделяет город на две части: берег левый и берег правый. На левом берегу находятся… На правом берегу находятся… Эйфелева башня. Дворец инвалидов. Лувр. Королевский дворец. И еще. И еще. И еще.

На деле Париж оказался совсем не таким, как в моей голове: он был грязным, серым, громким, гремящим и очень тесным. Я спала на втором этаже узенькой двухэтажной кровати, со второго этажа мне было видно улицу – грязные жалюзи, ставни в граффити и фруктовую лавку, которая на ночь опускала железный занавес, а утром его поднимала – с грохотом, свистом и рокотом, как все в Париже. Тогда мне ужасно хотелось любить, и я любила. На стене мира я накарябала признание в любви к чему-то еще не случившемуся. Стена услышала меня и дала мне любовь – через полгода, если не меньше.