– Какая может быть речь о капитальном ремонте, раз еще сегодня утром этого корабля и в природе не существовало? – иронически осведомился Волька.
На этот вопрос Сережа не мог дать удовлетворительного ответа, и ребята пошли к Хоттабычу, чтобы тот помог им разрешить их спор.
Но оказалось, что старик спит. Конечно, ни у кого и мысли не появилось будить его, так что увиделись они с ним только часа через полтора за обедом.
Они расселись, неумело поджав под себя ноги, на огромном пушистом ковре, игравшем изумительно яркими красками. Ни стульев, ни столов не было ни в этих покоях, ни вообще где бы то ни было на этом корабле.
Один член экипажа остался наверху у штурвала, остальные три снова на время превратились в слуг и, сгибаясь в бесчисленных поклонах, внесли и расставили на середине ковра великое множество разных блюд, закусок, фруктов и напитков.
Когда слуги, отдав прощальный глубокий поклон, повернулись, чтобы покинуть помещение, Волька, Женя и Сережа в один голос окликнули их:
– Куда вы, товарищи?
А Волька учтиво добавил:
– Оставайтесь, пожалуйста, с нами обедать.
Слуги в ответ только в ужасе замахали руками и, низко кланяясь, попятились к дверям.
– Хоттабыч, – обратился тогда Волька к старику, – объясни им, пожалуйста, что мы их очень просим пообедать с нами.
– А то нам просто неудобно будет одним кушать. Они целый день работали, а мы баклуши били, – пояснил Сережка.
– Тут всем хватит, – заметил Женя, у которого от морского воздуха разыгрался чудный аппетит.
Хоттабыч явно растерялся и, нервно теребя свою бороду, пробормотал:
– Я, вероятно, недостаточно внимательно слушал вас, о юные мои друзья, и мне показалось, будто вы предлагаете пригласить к нашему столу тех, кто нас обслуживает…
– Ну да, предлагаем, – сказал Волька, а Женя снова подтвердил, что еды хватит на всех.
– Но ведь это слуги, – возразил Хоттабыч таким тоном, будто этими словами вопрос был исчерпан.
Однако, к его удивлению, ребята все же остались при своем.
– Тем более что слуги, – сказал Волька, – не какие-нибудь спекулянты, а самые настоящие трудящиеся. Да еще к тому же они по совместительству матросы.
– Правильно, – поддержал его Сережка.
А Женя добавил:
– Надо еще учесть, что они негры, угнетенная нация. К ним надо особенно чутко относиться.
– Тут какое-то прискорбное недоразумение, – заволновался Хоттабыч, смущенный дружным натиском со стороны ребят. – Я вторично прошу вас учесть, что это слуги. Нам не пристало сидеть за трапезой вместе со слугами. Это унизит нас в их глазах.
– Меня нисколько не унизит, – быстро возразил Волька.
– И меня не унизит. Наоборот, мне будет очень интересно, – сказал, в свою очередь, Сережа.
– И меня нисколечко не унизит, – присоединился к своим друзьям Женя, с нетерпением поглядывая на дымящуюся жареную индейку. – Зови их скорее, а то индейка остынет!
– Мне что-то не хочется есть, о мои юные друзья. Я буду обедать позже, – хмуро промолвил Хоттабыч.
И три раза громко хлопнул в ладоши:
– Эй, слуги!
Слуги явились с низкими поклонами.
– Эти молодые господа милостиво изъявили желание отобедать вместе с вами, недостойными моими слугами.
– О великий и могучий повелитель! – испуганно простонал старший из слуг, падая ниц перед Хоттабычем и стукнувшись лбом о драгоценный пушистый ковер. – Нам же совсем не хочется есть. Мы очень сыты. Мы настолько сыты, что от одной лишь цыплячьей ножки (тут у говорившего и его товарищей глаза загорелись голодным блеском), что от одной лишь цыплячьей ножки наши желудки разорвутся на части, и мы умрем в страшных мучениях.
– Врут, – убежденно прошептал Волька на ухо Сереже. – Голову отдаю на отсечение: врут. Они не прочь пообедать, но боятся Хоттабыча.
– Вот вы говорите, что сыты, – обратился к слугам Сережа, – а скажите, пожалуйста, когда вы успели пообедать?
– Да будет позволено мне не отвечать на этот вопрос, о юный благородный мой господин, – ответил испуганно, косясь на Хоттабыча, старший слуга.
– Они ни за что не согласятся, – разочарованно сказал Женя. – Придется, ребята, обедать без них.
Слуги, униженно кланяясь и бросая умильные взгляды на расставленные на столе яства, попятились к дверям и скрылись.
– Что-то у меня, к моему удовольствию, вдруг разыгрался аппетит, – бодро произнес тотчас же Хоттабыч. – Приступим же поскорее к трапезе.
– Приступим, – ответил за всех Женя, буквально умиравший от голода.
Но приступить к обеду оказалось довольно трудно, ибо к столу не было подано ни одной вилки.
– Вилки? Что это такое: вилки?! – удивился Хоттабыч.
– То есть как это «что такое вилки»? – поразились, в свою очередь, ребята. – Вилки – это то, чем берут… ну хотя бы кусочек вот этой индейки и кладут ее в рот.
– Вы хотите сказать, что вилки – это обыкновенные пальцы?
Сколько ребята ни бились, старик так и не понял, что такое вилки и зачем они нужны человеку, раз Аллах наградил его десятью пальцами. Пришлось кое-как обходиться без вилок.
Обед прошел скучно. Ребят страшно огорчили барские замашки Хоттабыча. А особенно они опечалились, когда узнали, что обнаруженная Волькой несколько часов тому назад конура предназначена не для пленных пиратов, а все для тех же чернокожих слуг.
– Они ни за что не захотят перейти в лучшее помещение, уверяю вас, – сказал Хоттабыч, кисло улыбаясь, и никто из ребят даже не пошел проверить его слова.
Было ясно, что из боязни перед Хоттабычем слуги обязательно откажутся. У ребят сразу пропало все удовольствие от путешествия на «Любезном Омаре».
– Мы, слава Богу, не какие-нибудь банкиры или бароны, чтобы соглашаться жить в такой безобразной обстановке. Мне будет стыдно смотреть в глаза команде, – сказал Сережа на тайном совещании, устроенном ребятами сразу после обеда.
– Нам всем троим будет стыдно, если мы оставим это дело в таком положении, – согласились с ним Женя и Волька.
– Пойдем к Хоттабычу и потребуем, чтобы он изменил порядки на корабле, – предложил Волька.
Но хитрый Хоттабыч, услышав их приближающиеся шаги, прикинулся спящим, чтобы отодвинуть неприятный разговор. Он храпел так неестественно громко, что ребята только огорченно махнули рукой.
– Все равно не отвертеться ему от разговора! – нарочно громко сказал Волька.
Между тем на море поднялось сильное волнение, маленькое судно то взлетало на гребень большой волны, то оказывалось в глубоком ущелье между двумя громадными водяными стенами. Волны, гремя и свирепо шипя, перекатывались через палубу и уже давно смыли в море роскошные ковры. Водяные струйки просачивались сквозь двери во внутренние покои. Стало холодно, но жаровню с горячими угольями так швыряло из угла в угол, что во избежание пожара ее выбросили за борт. Несчастные слуги-матросы, единственную одежду которых составляли повязки вокруг бедер, щелкая зубами, посеревшие от холода, ожесточенно хлопотали у зловеще хлюпавших парусов.